обратном.
— А у нее был тайный ухажер? — в голосе писца послышалась неприязнь, которая словно острым ножом черканула по коже.
Да парень, похоже, ревновал! Мертвую девушку к своему неизвестному и теперь уже бесполезному сопернику. Какой смысл отстаивать права на ту, которая ушла за горизонт? Впрочем, Тамит никогда этого Гормина очагом разума и не считала. Такой себе средненький дурачок, которого родителям удалось пристроить на теплое местечко. Наверняка ведь выложили немалую сумму кому-то из жрецов храма.
Она пожала плечами, дразня его.
— Может и был. Тебе-то что?
И, заметив, как его пальцы, унизанные перстнями, сжались в кулаки, усмехнулась про себя:
«Надо же, не ошиблась. И правда ревнует!».
Значит она не так уж плохо разбирается в людях, раз угадала потаенные чувства.
Хотя, как выяснилось почти сразу, не совсем. Потому что Гормин схватил ее за плечо, притянул к себе и жарко зашептал на ухо:
— Слушай, Тамит, мы с тобой, бывало, не ладили, и мне правда жаль. Только я ведь понимаю, что ты можешь мне помочь. Вернее, не мне… а…
Тут он судорожно вздохнул и замер. Она уставилась на него с недоумением. За таким многообещающим началом должно следовать продолжение. Он отвернулся и, упершись безразличным взглядом в группу девиц в светло-голубых траурных накидках, сидящих за низким столиком, пробубнил:
— Я знаю, что Хенуттаве убили. Только вот доказать не могу. Хотел пойти к твоему отцу, ну… по-соседски. А что я ему скажу?
— Не знаю. Ты даже мне пока ничего не сказал.
Гормин внимательно изучал пыль под сандалиями, потом сосредоточился на крыше дома пекаря, а после и вовсе устремил взор в высокое сиреневое небо, где уже начали зажигаться первые пока еще блеклые звезды. Тамит терпеливо ждала, понимая, что идет процесс принятие решения. Наконец, он посмотрел на нее впервые за много лет без пренебрежения. Даже с мольбой.
— Мы познакомились с ней кое-где. Ну, ты же понимаешь, что просто так на улице мы вряд ли разговорились бы. Разное положение и все такое. У моей семьи торговые связи в Финикии и крупные покупатели по всему царству, а у ее отца только две печи и ларек на базарной площади.
Таков уж был Гормин. Очень кичился своим богатством, упоминал его при любом удобном и неудобном случае и неизменно подчеркивал, насколько высоко его положение по отношению к другим. Его послушать, так он аристократ по крови и может претендовать чуть ли не на власть в городе. Будто бы он князь из древнего рода. Сейчас Тамит и эту его тираду выслушала со смирением. Благо в школе супруг бога научили не перебивать, как бы ни хотелось. И была вознаграждена. Потому что Гормин продолжил уже по делу:
— Так вот там люди пропадают. Сначала я не заметил, а потом Хенуттаве сказала, что подружка ее больше не приходит на собрания. Дочка молочника. Родители ее по всему городу ищут, думают она с артистами сбежала. Потом один парень, которого я и раньше знал, он из нашего района, тоже будто исчез. Только меня ведь все это не касалось… пока сама Хенуттаве не пропала. Это давно уже было, в начале месяца Месори я проводил ее домой после собрания. Мы весело болтали, и ничего не предвещало. А она вдруг мне говорит, что собирается пойти кое к кому и поговорить про свою подружку, про ту дочку молочника. Потому что она подозревает, что из наших люди пропадают. Не просто так. Я еще посоветовал ей не делать этого. Ну какое наше дело, та ведь? А на следующий день был выходной. Мы напились с парнями из сокровищницы, пошли в дом наслаждений, — в общем, проснулся я как следует уже дня через два. И узнал, что Хенуттаве после собрания домой не вернулась. Ну, не могла она сбежать с кем-то и вообще…
Он описал рукой круг в воздухе. И хотя в общем, против такого вот мужского утверждения, что де, он о своей девушке знает все, и она ни на что неожиданное не способна, в другой раз Тамит бы поспорила, но сейчас сочла это лишним. Гормин оказался прав в данном случае. Хенуттаве не сбежала с тайным возлюбленным и не стала жертвой какого-то обольстителя. Она действительно погибла, то ли самостоятельно утонув в реке, то ли с чьей-то помощью.
Дочь маджоя обдумала полученную информацию и задала тот самый вопрос, который задал бы любой дознаватель в таком разговоре:
— А где это вы познакомились с Хенуттаве?
Глава 17
Хитрый жрец Бекет-Атон свое обещание выполнил. Уже через несколько минут они оказались в увитой лозами винограда беседке, на берегу пруда, окруженного плакучими ивами вперемешку с цветущими кустами. Оказывается, к храму прилегал невидимый глазу простого прихожанина уютный парк. Не слишком маленький, чтобы сохранять в себе легкую ночную прохладу даже в полуденный зной и не такой уж огромный, чтобы его заметили по другую сторону высокого забора. В городе зной испепелял иссохшую в ожидании разлива землю, превращал каменные дома в печи, а людей в добычу, а здесь обдувал легкий, прохладный от воды ветерок, лениво шуршала сочная зеленая листва и щебетали многочисленные малые птахи, которым так же как и Гормери посчастливилось укрыться от жары.
Развалившись на мягких подушках, он и Бекет-Атон пили сладкое вино, закусывали финиками, яблоками и кусочками сочной дыни. Беседа у них не клеилась. В основном потому, что и писец, и верховный жрец скрыть друг от друга хотели куда больше, чем рассказать. Гормери совсем не желал посвящать Бекет-Атона в ход своего расследования. Потому что пока не видел в этом никакой практической пользы. А уж что желал скрыть от него жрец он мог только догадываться. И их разговор стремительно скатился к обсуждению погоды, надеждам на хороший разлив — не слишком обильный, но и не скудный, и к столичным сплетням. Которыми Гормери владел куда хуже, чем Верховный жрец. Но, с другой стороны, в этом не было ничего удивительного. В конце концов, Гормери в Ахетатоне всего лишь помощник писца циновки кебнета — он при дворе даже не представлен. А Верховный жрец храма Атона в Уадже наверняка переписывается с сильными мира сего. Одним словом, от него Гормери узнал много нового о том, что происходит во дворце.
Похоже, слухи, что грядет смена супруги царской, оказались верны. К тому же госпожа Кия — новая возлюбленная Неферхепрура Эхнатона беременна. И если она разродится сыном, то
