говорила, что беллиданс танцуешь.
Соня подняла капюшон и выглянула на улицу.
– Блин, дождь, кажется, начинается, – она оглянулась, – гибрид, так и есть. Эльвира Даниловна сама придумывает связки, соединяет несколько направлений.
– Красиво, – улыбнулась Надя, – дурацкая погода. Дождь, снег и ветер.
Соня толкнула двери.
– Пока только начинается, успею дойти до остановки.
Но дойти она не успела. Увидев, что мокрый снег усилился, Надя схватила Соню за руку и повела к пятиэтажке.
– Переждешь у меня, чуть обсохнешь и пойдешь на остановку. От меня всего полквартала.
Соня не стала спорить, но, если бы знала, что увидит, наверное, отказалась бы от такого зрелища. Квартира Нади выглядела как картинка из прошлого, но не дворянского и аристократического, как у Сони, а советского, даже перестроечного. Мебели там оказалось немного, причем расставлена она была как-то странно, хаотично, обои вроде в нормальном состоянии, но несовременные, кое-где подклеенные другими. Лакированная стенка с рассохшимися дверцами занимала треть комнаты, напротив неё расположился диван с затертыми до дыр подлокотниками, покрывало свесилось с края и сползло на старый почерневший паркет. Из стены, словно виселица, торчал кронштейн от телевизора, а вот самого телевизора не было. В раскрытые балконные двери врывался холод и дождь, простенький тюль надулся пузырем и хлестал мокрым краем по подоконнику.
Надя быстро разулась и кинулась к окну.
– Мама опять не закрыла двери. Я же только утром прибралась!
Она быстро оббежала квартиру, на кухне протяжно застонала.
– Ну, мам!
Соня разулась и прошла за ней, попутно разглядывая обстановку. Чисто, даже пахнет свежестью, но откровенно бедно.
Надя стояла у холодильника и задумчиво рассматривала содержимое кастрюли.
– Суп скис. Мама оставила дверцу открытой. Чай будешь?
Соня кивнула.
– Хочется горячего.
Надя быстро поставила чайник, нарезала хлеб и снова задумалась.
– С маслом?
Соня кивнула, но, когда увидела, что Надя достает бутылку темно-коричневого подсолнечного масла, округлила глаза.
– С этим маслом?
Надя кивнула.
– Ну да. Я обожаю макать хлеб в масло с солью. Особенно тёплый, из пекарни. У меня, правда, хлеб не тёплый, но свежий. Будешь? – заметив Сонино удивление, уверено плеснула масло на тарелку. – Да ты попробуй. Оно пахучее, обалденное. Я у знакомого беру на рынке.
Соня пила чай, аккуратно обмакивая кусочек хлеба в соленое масло, откусывала небольшими порциями. Такого блюда она раньше не пробовала и сильно сомневалась, что это вообще съедобно и не приведет к туалетной катастрофе. Надя суетливо ерзала на табуретке. Перед Соней ей было неловко и за квартиру, и за угощение, и за маму.
– У меня родители развелись, год назад. Папа увез все, что мог, мама вынесла всё, что плохо лежало, – Надя опустила взгляд, а потом резко вскинула голову и прямо заявила: – Она пьёт. С тех пор как ушёл папа все больше. А я работаю и учусь заочно. На учебу много денег уходит. Не вздумай меня жалеть. У меня есть музыка и ЖанЭд. Сестра еще есть, но она замужем и далеко, ей сейчас не до меня.
Соня не знала, как реагировать на это признание. Наверное, поддержать, сказать, что это всё неважно, да и вообще, Надя молодец, что сама справляется в такой нелегкой ситуации, но Соня никогда раньше не сталкивалась с бедностью вот так в лицо. Ей было жутко стыдно, хуже, чем самой Наде. Совестно, что она вообще сидит на этой кухне и пьет чай, может, последний Надин чай.
– Кто такой ЖанЭд? Твой парень?
Надя рассмеялась, как всегда, неожиданно и громко.
– Нет. Хозяйка ритуального бизнеса, магазина, в котором я работаю. Она мне и гитару подарила. Хочешь, покажу?
Соня кивнула. Уж лучше смотреть на гитару и слушать музыку. А сюда она больше не придёт. Никогда. Так будет проще и ей, и Наде. Их мелодичная дружба должна оставаться именно такой и не выходить за пределы музыкального магазина. Неизвестно, выдержит ли теперь их приятельство столь близкое знакомство. Надя явно сожалела, что привела сюда Соню, суетилась и прятала взгляд, а едва дождь утих, выпроводила на остановку.
Всю дорогу до дома Соня вспоминала квартиру Нади, в памяти отчетливо всплывали детали, которые она упустила, ошарашенная бедной обстановкой, сейчас же они поднимались на поверхность и дополняли неприглядную картинку: бутылки из-под пива около мусорного ведра, пепельница с окурками за шторой, замызганный махровый халат на спинке стула. Как теперь смотреть в глаза Наде? Как с ней дружить и делать вид, что она всего этого не заметила и это неважно?
У калитки Соня столкнулась с мамой. Хотела проскользнуть быстрее в дом, но Вера Андреевна её остановила.
– Пальто вымочила и сапоги белые заляпала, обувь точно не для Кубанской погоды. Непрактичная покупка.
Соня встряхнулась.
– Дашь денег, куплю черные.
Вера Андреевна хмыкнула и постучала по ладони свернутой в рулон газетой.
– Кроссовки лучше купи. Почему не сказала, что не ходишь на легкую атлетику?
Соня растерялась, судорожно припоминала, что вообще по этому поводу говорила, и откуда маме известно, что она до сих пор туда не записалась. В голове зажглась красная лампочка: родительское собрание! Сегодня же пятница, так вот откуда мама вернулась.
– Мне танцев хватает.
– Ага, оно и видно. Учительница газетой похвасталась, там фотографии с вашего награждения и Осеннего бала. Мне и отцу Абросимова лично вручила. Кстати, почему выпускной класс доверили такой молодой особе? Безобразие. Она сама почти школьница.
Соня заинтересовалась.
– Был отец Абросимова? Как он выглядит?
Вера Андреевна не ответила, задала встречный вопрос:
– Почему ты не сказала, что у вас в классе еще один новенький? И где ты взяла новый танцевальный костюм?
Соня безразлично пожала плечами.
– Преподавательница танцев одолжила. Это её наряд. А на лёгкую я не хочу.
– Я тебя не понимаю, – возмутилась Вера Андреевна. – Пять лет впустую потратила. Тебе не жалко? Почему в Анапе ходила, а теперь бросила? Кстати, ваш учитель физкультуры сказал, что Абросимов ходит туда после уроков, он и не знал, что ты легкой атлетикой занималась, возмутился, что ты промолчала. Могли бы с одноклассником вместе ходить, я бы не переживала, что вечером тебя некому провожать.
– Нет! – поспешно воскликнула Соня. – Не хочу. Выпускной класс, у меня нет на это времени. Если хочешь, чтобы я получила золотую медаль, не настаивай.
Не хватало еще куда-то ходить с Абросимовым. После той ссоры на ступеньках школы их война перешла на новый уровень, соперничество усилилось. На уроках литературы и химии она пока лидировала, математическое поле боя тоже не намерена была уступать, не с той связался, а с физикой она почти решила проблему – Петр Петрович согласился дополнительно позаниматься и даже
