class="p1">А дома папа довёл до комнаты, а госпожа Лаванда помогла раздеться и лечь. И напоила каким-то горьким отваром, от него стало немного проще, и поставила рядом таз — сказала, на всякий случай.
Не надо никакого всякого случая, хорошо? А пить Юма больше никогда в жизни не будет. Потому что всё было так здорово, и чем закончилось? У-у-у-у, дурацкая взрослая жизнь!
22. Никто не скажет, как правильно
22. Никто не скажет, как правильно
Тео сидел в гостиной, дурак дураком, и снова не знал, что делать дальше.
Наверху Лаванда осталась с Эжени и сказала, что справляется. К нему пришёл Трофей, с громким мурканьем заскочил на спинку дивана и уселся там, сверкая своими янтарными глазами.
Вообще, конечно, дело житейское. Все когда-то так попадали, в юности-то, и видимо, не только мальчики, девочки тоже. Всё дело в том, что нет опыта, но какой, к дьяволу, опыт в неполных шестнадцать?
Сам он пару раз встрял подобным образом ещё до окончания школы, и потом матушка вздыхала и выговаривала, что так нельзя, а отец посмеивался и говорил, что нужно пробовать заранее, и лучше делать это понемногу и дома. И давал попробовать, что уж, и говорил, что делать, чтобы не опьянеть быстро и тяжело. А Эжени, кажется, никто не говорил. Ну, скажет он ей наутро, что нечего пить, потому что маленькая ещё, и что? Она разбежится послушаться?
Поэтому-то он и не знал, куда девать злость и беспокойство.
И на кого злость? На неё? Да чего там злиться-то, попала во взрослую компанию, а там никто за ручку не водил. И компания-то, как понимал Тео, приличная — даже пара целителей нашлась, и там на месте ей помогли, и ему позвонили, и на улицу вытащили. И выглядели очень изумлёнными, потому что свои-то вроде взрослые уже, а парни Филибера, наверное, если и пили, то немного совсем, а может, и вовсе нет. Самым изумлённым был старший Филиберов племянник, тот самый чемпион и студент-боевик. В другой ситуации Тео бы даже посмеялся, вспоминая его лицо, но… что-то невесело.
Сверху спустилась Лаванда.
— Я оставила дверь приоткрытой, если что, мы услышим, — и села рядом. — Ничего страшного, поспит, завтра пострадает ещё немного, и всё будет в порядке. Не ругай её утром слишком сильно, хорошо? Она, наверное, не знала, что так получится.
— Да я понимаю, что не знала, — вздохнул Тео, — хорошо понимаю.
— Ей и так несладко.
— Вот-вот. Нет, я не собираюсь орать и строить, это ж бесполезно. Ну, наору, она ж из духа противоречия пойдёт и сделает наоборот.
— Не исключено, — кивнула Лаванда.
А потом просто обхватила его за плечи одной рукой, а второй взяла его за руку. И так они сидели какое-то время, а потом сначала Трофей отправился наверх, а потом и они ушли к себе. В конце концов, если что, прибегут.
Но никакого «если что» не случилось, и утром Эжени спустилась вниз — бледная до зелени и совершенно несчастная.
— Есть не могу, — сообщила она первым делом, а Тео с Лавандой как раз завтракали.
— Сейчас сделаем тебе лекарство, — Лаванда принялась кипятить воду и заваривать какую-то траву.
Эжени забралась на высокий табурет у окна, взяла у Тео стакан воды и выпила залпом.
— Голова болит? — спросил Тео.
— Болит, и вообще как-то тошновато, — вздохнула Эжени. — Это что, всегда так бывает? А чего тогда люди всё время пьют?
— По всяким поводам пьют, это, знаешь ли, у всех по-разному. Ты хотя бы ела там что-нибудь?
— Не помню… кажется, не особо.
— Еда-то была?
— Конечно, была, и вообще всё было здорово! Отличная компания. Пели, танцевали, — вздохнула Эжени. — Им-то ничего не было!
— Наверное, они не забывали есть, — сказал Тео.
— А если есть, то ничего не будет, да?
— Тоже будет, но не так быстро. Что ты вообще знаешь о влиянии алкоголя на организм человека?
— Да ничего, — сказала Эжени с особенно горестным вздохом. — Видела только, что люди пьют, и им ничего за это не бывает. Или что совсем в несознанке потом валяются, как Ларри, мамин второй муж и отец близнецов. Лучше уж в несознанку, наверное.
— Так есть правила.
— Их бы знать, да?
— Конечно. Не забывать есть, не пить ничего незнакомого и непонятного, не мешать разный алкоголь друг с другом. Ты, наверное, мешала?
— Ой, да. Там было вино, сначала кислое, а потом вкусное, потом снова кислое, потому что вкусное быстро закончилось, белое такое, с пузырьками, но на вкус не как газировка, а прямо волшебное какое-то. А потом я пробовала что-то очень крепкое, и нужно было запить, а нашлось только пиво…
Тео очень захотелось рассмеяться, потому что рассказ показался необычайно знакомым. У него было что-то похожее, только без вина, а просто пиво вперемешку с чем-то крепким, он уже и не помнил за давностью лет. Но кажется, смеяться не нужно.
— У меня было так же, тоже в предпоследнем классе школы.
— И что потом?
— Потом долго не брал в рот ни капли, до выпускных экзаменов, — а там взялись отмечать, и тоже доотмечались.
— И что тебе дома сказали? Дедушка и бабушка?
— Бабушка отругала, а дедушка сказал примерно то же, что я тебе сейчас.
— Да? Ну ладно. Я сама уже поняла, что я была полной дурой. И пожалуйста, не ругай Фреда, он мне говорил, что не нужно пить. Но меня уже понесло, — вздох оказался каким-то особо горестным. — Он же потом тебе позвонил, да? Я совсем плохо помню, у меня голова кружилась.
— Да, он всё сделал правильно.
Лаванда процедила свою траву и дала ей.
— Пей, станет легче. И спи дальше, что ли?
— Можно, да? — она глотнула и скривилась. — Фу, как горько!
— Зато легче станет, — непреклонно сказала Лаванда.
— А вы… откуда знаете?
— Да мне тоже доводилось пить больше, чем следует. Правда, уже в студенчестве. И когда сначала в колледже училась, и потом уже в Академии. Меня спасали, потом я научилась спасать других.
Эжени внимательно выслушала, мужественно допила и сползла с табурета.
— Спасибо, госпожа Лаванда. Мне вправду чуточку легче. Можно, я пойду спать?
— Иди, — Тео
