Может быть, его слабость — это не следствие проклятия, а наказание Пустоты? Может быть, давно уже следовало искать этого Кира Харти? Старым стал, старым и глупым. Давно надо было задуматься о странных смертях ловчих из одного и того же отряда. Или положился на то, что ловчими теперь командует Далугаеш? Что же теперь делать? Иша уехал, оставил надзорным над Квеном сладкого, но въедливого Мелита с его каменной женушкой, с его прекрасной женушкой, да повелел раз в неделю отправлять к нему гонца со свежими новостями. Понимал, конечно, что, если будет результат, Квен не преминет воспользоваться зеркальными вышками. Но пока что дозоры сторожевых вышек маялись от безделья. Между тем первая неделя поисков уже прошла. Чем мог порадовать Квен правителя?
Квен вздохнул, откинулся к стене, пригубил из кубка отличного, пятилетней выдержки, акского вина. Так что же сообщать ише?
Только что в коридоре затихли шаги посыльного от Данкуя. Утром был посланец от Далугаеша. Что из сообщенного ими следовало передать правителю Текана? То, что последний из клана Зрячих вот-вот будет схвачен? А через неделю сообщать то же самое? Что вот-вот будет схвачен?
Квен поднялся и подошел к окну. Молодые ловчие поднимали мешки с песком. Поднимали, перебрасывали с плеча на плечо, бросали и снова тянули вверх. Каждый мешок весил столько же, сколько весил крепкий зрелый мужчина. Когда-то и сам Квен упражнялся с такими же мешками. Через год-другой, когда мешок начинает казаться легким, воин вдруг понимает, что таким же легким будет и его противник. Легкость — это очень важно. Ловчий должен быть лучшим с оружием, но и без оружия он не должен никому давать спуску. Вот и Квен всю жизнь никому не давал спуску. Так что же ему делать теперь?
Данкуй занимался поисками отца Кира Харти. Похоже, что и убийство десятерых ловчих он тоже взял на себя. Конечно, старый хитрец совал свой нос во все дела, но никогда не распространялся о брошенных семенах, предпочитал хвастаться спелыми плодами. А вот о поисках отца последнего из Зрячих докладывал за неделю уже второй раз. Посыльные тайной службы, верно, как раз теперь усердно листали старые книги постоялых дворов, разыскивали купцов, когда-то торговавших в Харкисе, расспрашивали ловчих и гвардейцев, обагривших оружие кровью на его развалинах, оживляли старые слухи. Но никакого результата вся эта суета пока не приносила. Сам же Данкуй объезжал ближние города, встречался с престарелыми матронами знатных семейств. Если уж кому и было что известно о неведомом ухаре, сумевшем семнадцать лет назад окрутить дочку урая Харкиса, которая, по слухам, была первой красавицей Текана, так это им. Но даже им вроде бы ничего известно не было. Три дня назад была получена депеша через сторожевые башни: «Не из Намеши». Сегодня такая же: «Не из Гиены». Кроме всего прочего, посыльный Данкуя доложил, что дочь урая Харкиса ничем не напоминала обычных дочек арува, вела себя как молодой парень-повеса и уж точно в том же Хилане бывала не один раз и останавливалась в разных домах знатных арува.
«А с чего Данкуй взял, что отцом этого Кира Харти непременно должен быть кто-то из арува? — неожиданно подумал Квен. — Если эта непоседа так себя вела, да еще и весь клан Сакува славился тем, что не делил своих братьев по богатству и знатности, так почему бы отцом Кира не мог оказаться какой-нибудь безродный теканец? Или, того гляди, вовсе какой-нибудь дикарь? А если приглядеться к сыну? Не поможет ли это отыскать его папеньку? Отыщешь папеньку, отыщешь и сына. Каким он был, Кир Харти?»
Квен прищурился, вспомнил тот день. Страшным он был, другой вопрос, что последующие дни были еще страшнее. Прежде чем штурмовать дом урая Харкиса, Квен приготовил отряд гвардейцев с заряженными ружьями. В схватках на улицах можно было уже обойтись и без них. Хватало клинков и секир. Тем более что все-таки луков в простых домах оказалось не так много. Но пробиться к дочери урая без ружей было бы сложно. И все-таки удалось. Квен и не думал, что ружья потребуются ему для другого. Они освобождали комнату за комнатой. Каждый Сакува, погибая, уносил за собой в царство Пустоты одного, а то и двух гвардейцев. Потом кто-то закричал, что девка с последними стражниками и ребенком уходит. У Квена оставалось два десятка воинов. Все они уже начали побаиваться неистовых Сакува, разве только Далугаеш носился с обнаженным клинком словно завороженный, никто не мог нанести ему ни царапины. Он и нашел потайную дверь, вышиб ее и первым напал на спускающихся по лестнице Зрячих. Первым же выпадом ранил девку, и тут ее ребенок, шестилетний мальчишка, бросился с кинжалом на долговязого ловчего, который уже тогда считался одним из лучших мечников Текана. Далугаеш легко отразил выпад маленького смельчака и даже попытался лишить мальчишку ушей, но лишь зацепил ему грудь, руку и черканул по голове. Но этого было достаточно. Кровь хлынула по лицу малыша. И тут девка словно остервенела. Она забыла о ране, которая, как показалось Квену, была глубока, и бросилась вперед. Она оттеснила Далугаеша, сразила сразу четверых или пятерых ловчих, за ней стали наседать остальные Сакува. Тут-то Квен и почувствовал дыхание смерти на своем лице. С трудом отразил один выпад сумасшедшей, второй, а потом не выдержал и крикнул ружейным, чтобы стреляли, Пустота с ним, если зацепят в сутолоке кого-нибудь из своих. Выстрелы прогремели почти мгновенно. Все ружья, а их оставалось штук пять, были нацелены на воительницу. Ей разнесло живот в клочья, отбросило ее назад, если бы не шедшие за ней воины, она бы упала. Но дочь урая устояла, обернулась, выкрикнула что-то старшине Сакува и попыталась пойти вперед. Не смогла.
Куда там. Вся кровь из нее вылилась так же, как вылилась бы вода из ведра, выпади у него дно. Она упала тут же. Трое воинов ринулись на ловчих, а старшина подхватил под мышку ребенка и с оставшимися Зрячими ринулся вниз по лестнице.
Когда схватка закончилась, на скользких от крови ступенях остались Квен, Далугаеш, Экв и Ганк. Последние Сакува обратились в бегство, и, как оказалось, один из них все еще не настигнут. Как же он выглядел?
Квен нахмурился. Определенно он был черный как ночь. Черный волосами. А глаза… какие у него были глаза? Показалось, что необычные, и не в том дело, что пылали они яростью. Какими же они были? Нет, вряд ли он вспомнит, все-таки на лестнице царил сумрак. А когда девка была
