Ах, как было бы хорошо!..»
— Симпатично у нас дома, — сказал он. — Ты не находишь? Тепло, уютно. Верно?
— Ничего, — ответила Рена. — Подходяще, в общем.
— Обедать будешь?
— Нет. Пока не хочу.
— Тогда, может быть, выпьешь чаю?
— Пожалуй.
— И я с тобой, — сказал Сева. — С мороза хорошо горячего чайку. Верно, Цыган?
Цыган стал исправно стучать хвостом по полу, а Сева вышел на кухню поставить чайник.
«Я мешаю ему. — Рена обернулась, на миг показалось, что она произнесла эти слова вслух и он их услышал. — Если бы не я, он бы давно устроил свою жизнь и у него была бы семья, были бы дети. И мама, я знаю, тоже так считает».
Сева принес из кухни чайник, расставил чашки, налил Рене чаю, подвинул блюдечко с халвой:
— Давай, сестренка, наваливайся.
— А ты?
— И я от тебя не отстану.
Рена отхлебнула из чашки. Сева умел заваривать чай, как никто другой. Когда к нему приставали, допытываясь, почему у него получается такой вкусный чай, Сева неизменно отвечал: «Есть один секрет. Надо сыпать побольше заварки…»
— Не знаю, что делать, — сказал Сева. — Сменщик заболел, придется работать каждый день.
— Почему ты не знаешь, что делать? — спросила Рена.
— Потому что не знаю, когда выберусь купить елку…
Рена постаралась принять самый невинный вид, будто бы ни о чем не догадывается, будто бы не знает, что елка давно уже привезена с елочного базара.
— Ну и пусть, — сказала, — обойдусь без елки. Не маленькая, в общем-то, достаточно взрослая.
Сева не согласился с нею.
— Что с того, что, в общем-то, взрослая? Это же традиция, даже Цыган признает эту традицию, и вообще елка в Новый год — самый лучший праздник.
— Да, — сказала Рена. — Я тоже больше всех праздников люблю Новый год.
— Только жаль, что я работаю в Новый год, — как бы между прочим проговорил Сева. — В этот самый день, можешь себе представить?
— Могу, хоть и удивляюсь, — сказала Рена.
«Это ты нарочно сам себе устроил, сам вызвался дежурить и кто-то вне себя от радости поменялся с тобой, и вот у тебя самый законный предлог не ходить ни в какие компании, кто бы ни пригласил тебя, и я знаю, что ты приедешь домой ночью, непременно приедешь, чтобы встретить со мной и с мамой Новый год».
— Мне всегда везет, — сказал Сева. — Ну ничего, авось на май буду свободен, тогда, можешь не сомневаться, ни за что не соглашусь дежурить, ни за какие коврижки. Что, скажу, мало вам Нового года? Хотите еще и на май запрячь?
«Так я тебе и поверила, — возразила мысленно Рена. — Это ты специально для меня говоришь, чтобы я не думала, что ты из-за меня принес жертву…»
— Нет, видно, ничего не поделаешь, — сказал Сева. — Придется нам с Цыганом притащить кое-что из коридора.
Он кивнул Цыгану и вместе с ним вышел из комнаты. Спустя минуту вошел снова, держа обеими руками большую, перевязанную веревками елку, словно пику наперевес.
— Гляди и любуйся на красавицу Подмосковья…
— Действительно, красавица, — согласилась Рена.
«Разве я мог бы для тебя достать плохую елку!» Сева посмотрел на Рену, ему показалось, что нынче она бледнее обычного; впрочем, может быть, и в самом деле это ему только так кажется?
Цыган схватил ветку зубами, слабо взвизгнул.
— Что, укололся? — спросил Сева. — Не хватай, чего не положено! — Спросил, как бы вскользь, мимоходом глянув на Рену: — Ты как сегодня? Ничего? Чувствуешь себя, в общем, неплохо?
— Великолепно, — ответила Рена. — А что?
— Да так, ничего.
«Если бы ты и вправду чувствовала себя великолепно, не то было бы!»
Сева невольно вздохнул.
— А ты чего вздыхаешь? — спросила Рена.
— Будешь смеяться, опять вспомнил про эту самую кукляшку.
— Смеяться не буду, нашел о чем вспоминать…
— Да, конечно.
Сева проворно развязал веревки, поставил елку в угол, там уже со вчерашнего дня стояло ведро с песком, предусмотрительно покрытое дерюгой, чтобы Рена не догадалась, зачем здесь ведро.
— Будем обряжать? — Сева обернулся к Рене.
— Будем, — ответила Рена.
«Я знаю, что ты хочешь меня порадовать, ты хочешь видеть меня счастливой. Я буду веселой, счастливой, ты не бойся, я всегда буду при тебе веселой и счастливой».
— Где у нас лампочки? — спросила она.
— Здесь, на месте.
Сева снял с гардероба коробку с елочными украшениями и игрушками. Иным игрушкам было уже немало лет, почти столько же, сколько Рене. Например, Деду Морозу, одетому в малиновый суконный камзольчик, с белой заячьей шапкой на голове.
Сева поставил коробку Рене на колени, и Рена начала вынимать игрушки — стеклянные звезды, разноцветные шары, зайцев с длинными острыми ушами, золотой и серебряный «дождь», гирлянды разноцветных лампочек и наконец Деда Мороза в малиновом камзольчике.
Сева брал у Рены игрушки, вешал их на елочные ветви.
Пришлось немного повозиться с лампочками, почему-то не хотели гореть, потом сразу засияли зеленым, лиловым, розовым светом, словно бы перемигиваясь с густой зеленью ветвей.
— Здорово? — спросил Сева.
«Ты доволен больше, чем я, ты словно маленький, весь светишься от радости, и я тоже буду радоваться вместе с тобой».
— У меня самая лучшая елка на целом свете, — сказала Рена.
— Ну, — сказал Сева, предпочитавший во всем прежде всего правду и справедливость, — на целом свете, надо думать, найдутся еще лучшие елки.
— Нет, — упрямо настаивала Рена, — моя — самая лучшая!
«Какая же она еще маленькая! — с нежностью подумал Сева. — Совсем еще девчонка».
— Погоди, — сказал он. — Чуть не забыл…
Вынул из серванта пакет с мандаринами.
— Давай привязывай леску к мандаринам, а я буду вешать.
— Елка и мандарины — запах Нового года, — сказала Рена.
— И детства, — добавил Сева. — Может быть, ты не помнишь, а я помню, папа привозил елку из Волоколамска: специально ездил туда, в лес, и там выбирал самую что ни на есть раскрасавицу елку, и потом мы с ним начинали наряжать ее, а ты сидела рядом, на диване, и орала что есть сил; ты была ужасно крикливая, папа называл тебя «патефон». Помнишь?
— Конечно, помню. Я папу до сих пор очень хорошо помню.
— А я тем более.
— Сколько лет прошло? — спросила Рена. — Уже одиннадцать, правда?
— Да, двенадцатый год. Время-то бежит себе да бежит…
— Словно Цыган, когда его спускают с поводка.
— Сказала тоже! — усмехнулся Сева.
Услышав свое имя, Цыган подпрыгнул, лизнул Рену в нос.
— Цыган, цыц! — строго сказал Сева. — А ну, слышишь меня?
Цыган смирненько улегся возле его ног.
— А смешно, не правда ли? — Сева погладил Цыгана по теплой ушастой голове. — Цыган — цыц! Что, мальчик, дошло до тебя? А?
«Ты
