Вынырнув он отфыркивается, бьет по воде руками, радостно верещит
— Еще! Пап, еще!
— Может чего-нибудь пожуем?
Морщит нос, демонстрируя всем своим видом, что еда его совсем не интересует. Подтягиваю к себе, он карабкается по мне и оказывается на руках. Вокруг стоит визг и хохот. Дети, поднимая фонтаны брызг, носятся, прыгают бомбочкой, шутливо толкаются под зонтиками с водопадом.
— Смотри, Лика картошку фри и бургеры принесла. Пойдем, немножко погреемся. Маме заодно фотографии отправим.
Пока Лике в СПА делали массаж, мы почти час плескались в бассейне. Вроде ничего сложного, а я умотался. Глаз не отвести. Все время в неусыпной бдительности — где оранжевые шорты. Тут вылавливал, там подхватывал, здесь — оттеснял мальчишек постарше, чтоб случайно не врезались.
Солнце вовсю хозяйничает на небе. Прижимаю сына к себе, шагая по обжигающе горячей плитке. До спасительной тени метров двадцать. Там, под навесом из пальмовых ветвей, тридцатиградусная жара ощущалась приятней. От рассвета до заката здесь бурно кипела жизнь. Родители, тюленя на лежаках, присматривали за детьми, молодежь — тусовалась и потягивала алкоголь у стойки, утопающего в зелени бара.
Но мы большую часть дня пролеживали бока на шезлонгах рядом с морем. Мягкий ветерок ласкал кожу, волны с легким плеском накатывали на песчаный пляж, иногда обдавая ноги долетающими брызгами и убаюкивая своим размеренным ритмом. Когда Никитосу наедал примелькавшийся пейзаж, перебирались к бассейну или устраивали променад по побережью, подкармливая, вездесущих медитирующих индогов. А ночами…наступало взрослое время. С тихими стонами, призывным запахом тел, ласками, заставляющими гореть изнутри.
Ее пальцы — комкающие простыни, мои, — стягивающие на затылке роскошные волосы. Самые откровенные моменты, которые рождались наедине.
Наши языки встречались, пальцы смыкались в замок, тела сплетались, вызывая дикое желание, разжигали страсть. Лаская друг друга, мы перекатывались, опаляя дыханием, вжимались, ощущая ответную дрожь нетерпения. Я брал ее жадно, она отдавалась, открывая себя для меня.
Одно целое. Разделенное удовольствие. Сжавшаяся до размеров кровати, вселенная…
— Наплавались? — Лика заботливо закутала Никиту полотенцем. Загорелая, стройная, с мягкими изгибами тела, в желтом раздельном купальнике и белой шляпе в ковбойском стиле, она притягивала взгляды. Ноги от ушей! Королевская осанка. На пояснице — ямочки, точеная талия… На нее западали мужики, всех мастей и возрастов. Ей улыбались, делали комплименты… Но в ответ на попытки привлечь внимание, она, демонстрировала обручальное кольцо, предостерегающе останавливала взглядом. На корню отсекая попытки сближения.
А меня, раздирало острое желание, дать в рожу, пустившему на мою женщину слюни, идиоту. Сдерживая порывы сказать пару ласковых, Лика брала в ладони мое лицо, и никого не стесняясь, целовала так … что посторонние мысли переставали тревожить. Из адекватных стучала только одна «Куда прямщас пристроить Никитоса?» А обнаглевший воздыхатель, если и продолжал наблюдать, то теперь с завистью и пониманием, что эта провокаторша хочет меня. Спит со мной. И ей нравится, то, что я делаю с ней.
Усадив сына на лежак, протираю ему руки салфетками, пододвигаю тарелки с едой. Он, поджав ноги, нахохливается, как воробей, обмакивая картофельные палочки в кетчуп, с энтузиазмом приступает к их истреблению.
— Никитос, улыбнись!
Фотаю сына с кривляющейся моськой на телефон, и еще с десятком прикольных кадров, отправлю Юльке. С ней мы, типа, сотрудничаем и мирно терпим друг друга. Она «мамкалась» с ним в новогодние праздники. Неделя в «Рыжей белке», выбранной по моей наводке, Никитосу в целом понравилась. Он вернулся довольный, рассказал, что катался с Денисом на ватрушке, снегокатах и даже коне, а с мамой делал оригами, вы не знали что ли? такие фигурки из бумаги, и каждый день ходил в светящуюся пещеру. А еще у нее в животе растет рыбка, которая потом превратится в ребенка. Представляете? Жалко, что нас с Ликой там не было, а то бы увидели, как он научился плавать в нарукавниках!
Некоторые женщины ради ребенка продолжают жить с нелюбимым мужем, некоторые, ни на что не смотрят и уходят от мужчин, переставших соответствовать их представлениям. Юлька ушла, выбрав любовь. Но оставила мне мощнейший источник радости, проблем, смысла.
Радость, правда, росла по мере того, как совершенствовалась уверенность в умении заботиться о сыне. А до этого были страх, растерянность, злость и обида, захлестывавшие меня, как прорвавшаяся плотина.
Можно ли сказать спасибо, женщине, которая тебя бросила. Предпочла другого мужика? Заставила пережить ломку? Можно! Потому, что эта женщина, — чужая. Заскочившая, проездом. Но сделавшая сильнее, подтолкнувшая к новым возможностям, через удар в под дых.
А твоя…открывшая тебе способность любить, напитавшая счастем… для которой хочется сворачивать горы… могла бы, не стать твоей, если бы не запустилась причудливая череда случайностей, и обстоятельств. Не знаю, был ли у нас с Ликой другой путь навстречу друг другу. Но я учусь быть благодарным тому, что случилось.
— Знаешь, я даже рада, что мы завтра улетаем, — выдавив на ладонь солнцезащитный крем, жена размазывает его Никите по лбу и щекам, надевает панаму, он уворачивается. — Вторую неделю кормим ребенка черти чем.
Ответным Юлькиным реверансом стала доверенность. Мы вырвались на море. Первый раз за несколько лет я был в отпуске, в полном смысле этого слова. Страна с теплым климатом, пальмы, белоснежный песок и всяческие радости для тела, которые предоставил отель.
— Успокойся. Он с утра хлопья с молоком съел. В обед макароны с мясом. Нормально все. Будешь? — протягиваю ей гамбургер.
— Нет. Я хочу сырокопченой колбаски. Тоненько-тоненько нарезанной на черном хлебушке, натертом чесночком. Борща твоего с оливками, и чтоб с хрустящей купусточкой. А на все это у меня уже глаза не глядят.
И так вкусно она говорит, что представляется наша кухня, ароматный, парящий борщ, сверху приправленный сметаной и зеленью. Я даже запах чувствую.
— С говядиной… — мечтательно закрываю глаза, откусывая пресную булку с соевой прослойкой. Их даже местные собаки не жрут.
— А я сырников хочу, — облизывает губы Никитос.
— Делаем вывод, — лохматит нам волосы. — В Индии хорошо, а дома лучше. — Доедайте, и пошли монетки в море бросать.
Пальмы покачивались под тропическим ветерком, дующим в непонятном направлении, вода искрящаяся, неприлично теплая… только купаться уже не хочется. Четырнадцати дней хватило пресытиться даже этим райским уголком.
Народу немного. Гости отеля в основном европейцы. После обеда тусуются у бассейна.
Лежа на животе, Лика следит ленивым взглядом, как Никитос строит у воды башни. А мой взгляд не может отлипнуть от изгибов ее полуобнаженного тела. Присаживаюсь к ней на лежак, целую в плечо, веду губами к шее, прикусываю у кромки волос. Она переворачивается, скользит мокрыми чашечками купальника по мне, я вижу краешек розового ореола на упругой
