ну как ты там?
Хотя с тем же успехом вопрос мог предназначаться великану. По крайней мере, частично.
Она отступает ещё, лихорадочно решая, что куда бежать в случае чего.
— Ты это… не подходи ко мне! Я занята уже. Тебе другую жену пришлют, хорошо?
Но великан уже воспринимает всё, абсолютно всё сказанное и происходящее, как личное оскорбление. Поэтому он, будто большой обиженный ребёнок, топает ногой от досады и делает шаг к Жене, возвышаясь над ней мрачной горой. И с этого момента становясь грозным и похожим на какого-нибудь греческого, воинственного бога.
— Ну. Уж. Нет, — произносит он с расстановкой и тянет к ней руку. — Я тебя хочу. А лисой твоей перекусить собираюсь, нечасто ко мне звери с нижней земли забредают.
Она делает ещё один шаг и натыкается на стену. Чёрт-чёрт-чёрт — колышется в мыслях.
— Ну… эээ… Если ты хочешь, чтобы я стала твоей невестой, разве можно обижать меня?
— Да разве же я обижаю? — приподнимает он бровь. — И я не то, чтобы хочу, я говорю тебе, что ты уже стала. В общем-то, мы можем… ну, знаешь, — становится его тон каким-то уж больно странным, — не тянуть. Можем даже не тянуть. Ни с чем. Да и вообще, меня бы свои не поняли, если бы мы тянули.
А тем временем, Джек на руках Жени сонно зевает и жмётся к ней своим тёплым чёрным боком, дрожа от страха. Судя по всему, всё ещё ничего не понимая, позабыв, что на самом деле является человеком.
— Я не понимаю, о чём ты, — она хмурится. — Не тянуть с чем? И обидеть меня, значит, обидеть моего лиса. То есть нет, обидеть лиса, значит, обидеть меня. А на обиженных невестах суп не возят!
Она тут же осознаёт, что сама не поняла, что сказала. Видимо, сказывается голод и страх.
Но пусть думает, что хочет. Она вообще-то тут вдвойне в чужом мире!
Великан и правда выглядит озадаченным. Он забывает, что собирался только что сделать, и вместо этого садится напротив Жени и качает головой, усиленно пытаясь понять, что же она имела в виду.
И наконец, как он думает, понимает:
— Хочешь супа? Ты обиделась, потому что голодна? Ну так идём на кухню! Есть и суп, рыбный со сливками, есть мясо, недавно я баранину пожарил на углях. Есть сладости, какие твоей душе угодны! Соки, вина, кофе. Фрукты! Ты таких и не ела поди. Ну? — вопросительно изгибает бровь и протягивает ей руку, ожидая, что Женя вложит в неё свою ладонь.
Женя смотрит на него неверяще.
— Сначала дай слово, что не тронешь Джека! А затем расскажи, откуда на облаках бараны?
А ещё суп со сливками.
Сладости.
И кофе.
Может здесь где-то есть портал в её мир?
Звучит уж очень по родному.
Внизу еда совсем не такая аппетитная.
Великан отчего-то хохочет. И смех его очень похож на гром…
Лис пугается пуще прежнего и начинает яростно дёргаться, пока не выпрыгивает у Жени из рук. Он стремглав несётся к ближайшим резным дверям и скрывается где-то в глубине дома.
Великан, к счастью, на это даже не обращает внимания. Или и вовсе не замечает, охваченный весельем.
— Как это, откуда? Вот дурёха! — утирает он выступившие от смеха слёзы и вздыхает в попытке успокоиться. — А на нижней земле они откуда? Вот ты сможешь на это ответить? Вот и я не смогу. А крысу твою не трону, так и быть. Главное, чтобы пёсик мой твоего Джека не слопал. Ему сложно что либо запрещать… Ну, идём! — поднимается он. И делает это медленно, аккуратно, словно только сейчас подумал о том, что способен напугать Женю своим ростом и габаритами, а потому лучше не делать резких движений.
— П-пёсик? Знаешь, у меня есть тот, кому уже отдано сердце. И увы и ах, он способен угомонить своих собак!
На этом у Жени в глазах проскакивают бесы. Она вспоминает их первую ночь вместе. Мда, «этих» собак он удержать не мог…
Великан лишь фыркает в ответ и всё-таки хватает её за руку.
— Мне твоё сердце и не нужно!
— А что нужно… — срывается с губ, прежде чем она выкрикивает: — Отпусти! Больно же!
Он резко разжимает хватку и окидывает её придирчивым взглядом.
— То, что любому мужу надо от жены… Я не понимаю, — восклицает вдруг с невероятно искренней досадой, — чего ты хочешь?! Идёшь ты есть или не идёшь?
Великан собирается сказать что-то ещё, но пол сотрясается от утробного, угрожающего рычания, что доносится откуда-то из-за стен.
Это прерывает великана, но зато заставляет его умилительно улыбнуться.
— Вот, и пёсик мой проголодался как раз.
Глава 37. Карсон и Вилли
Карсон в который раз объезжает окрестности. Ада, как ни в чём не бывало, взрывает копытами землю и нетерпеливо фыркает, когда он снова задерживается в одном из постоялых дворов, разговаривая с хозяином о пропавшей девчонке.
Как-то раз исчезновение девушки действительно было связано не с орудующим поблизости преступником, а с несчастной любовью. Ради которой она сбежала из дома и остановилась в трактире перед тем, как навсегда, как ей думалось, исчезнуть из родного края. К счастью, в тот раз Карсон вовремя её нашёл. Потому что парень, с которым она собиралась бежать, как оказалось, уже был помолвлен и не очень-то хотел так круто менять свою жизнь ради той, на брак с которой его не благословили. А значит и не оставили бы наследства. Поэтому, когда девица оказалась поймана, он всем объявил, что знать не знал о её планах, да и вообще к ней никогда не прикасался.
Сон в тот раз не особо испытывал радости от найденной пропажи. Но это всё одно лучше, чем оказаться жертвой убийцы…
И сейчас, возвращаясь к своей адской лошади, он чувствовал нарастающую досаду от очередной неудачи. Ту, которую он ищет все эти дни, нигде и ни с кем не видели. Молодая девчонка, почти, как Женя, просто растворилась бесследно… Как тень истаяла под светом дня.
— Ужасно… — шепчет он, похлопывая Аду по шее. — Хоть бы эту найти… Что ж твориться вокруг, а!
Ада на это лишь раздражённо ведёт ушами и ускоряет шаг.
Цок-цок, цок — раздаётся по дороге, и камни отлетают от её копыт.
Карсон сам не замечает, как направляется к дому Жени. Из-за всех этих происшествий, отчего то, тревога за неё всё крепнет…
Ему обычно несвойственно так себя чувствовать. Карсон привык быть уверенным во всём и знать, что происходит, что
