я горилоподобных охранников.
Те на меня внимания не обратили. Смотрели за спину, на Вадима. Видимо тот сделал знак, и руки, держащие Руслана разжались. А потом он стряхнул мои руки и рванул к выходу.
Каблуки были невысокими, но ноги от нервов подкашивались и я пару раз чуть не упала, пока бежала за Русланом. Выскочив из дому, он бросился к своей машине.
— Я сам! — рявкнул подошедшему водителю.
— Руслан Вадимович, вам нельзя…
— Ты мне указывать будешь?!
— Руслан, не надо! — догнав его, я вцепилась пальцами в каменное предплечье.
— Отвали! — рывком открыв дверцу машины, сел за руль.
Я обежала капот и запрыгнула на пассажирское сиденье. Даже не посмотрев на меня, Руслан резко рванул с места. Если бы не успели открыть ворота, то он бы просто снес их, я уверена. Непослушными пальцами, я кое-как пристегнула ремень.
Мы вылетели на дорогу, кое-как вклинились в, к счастью, не густой поток автомобилей. Машину дергало, когда Руслан переключал передачи. Рука еще не полностью слушалась, а замедляться он и не думал. Петлял между машинами, подрезал, пролетел на красный под громкий визг клаксонов.
— Руслан! Руслан, я прошу тебя, пожалуйста, не гони! — плавным жестом сжав его плечо, попросила я. — Мне страшно! Мы так убьемся. Пожалуйста…
Прижалась к его плечу, положила ладонь на грудь. Мышцы на ощупь как камень, напряженные до предела. Он зашипел, но руки мои не сбросил. Уже что-то.
— Пожалуйста! — почти прошептала я. — Давай остановимся! Руслан, я прошу тебя!
До момента, как мы замедлились и, съехав на обочину, остановились, казалось, что вечность прошла. Отстегнув ремень, я повернулась всем корпусом и обняла Руслана за шею и плечо. Зажмурилась, спрятав лицо у него на груди. Слушала рваное, сдавленное дыхание, со свистом вырывающееся сквозь зубы. Молчала. Ждала. Мысленно умоляла, чтоб он успокоился. Старалась не заплакать, хоть слезы уже мешали дышать носом.
Холодные руки легли мне на спину. Прошлись по ней, прижимая крепче. Я решилась поднять голову и посмотреть ему в лицо. То было бледным. Взгляд темных глаз потухший. Убитый.
— Добро пожаловать в клуб детей ужасных родителей, — сказала я. — Даже не знаю, чьему отцу дать первое место — твоему или моему.
Хотелось сказать не это. Но сочувствия Руслан не примет. Оно его только оттолкнет.
— Извини за спектакль. Тупая была идея тащить тебя к ним. Пошел на поводу у него и захотел красивый жест для тебя сделать…
— Не тупая, — я качнула головой. — Я теперь знаю, что он за человек. Что ты был прав.
— Пожалей меня еще, — он разжал объятия, отодвинулся. Отвернул голову к окну.
— А с чего мне тебя жалеть? — я откинулась на сиденье. — Меня же никто не жалел. В том числе ты.
Руслан повернулся ко мне. Видеть то, что было в его глазах, было физически больно. Там словно открытая рана.
— Злата, я… Я ублюдок, знаю. То, что я сделал тупо не прощается, хоть как бы мне хотелось, чтоб это было возможно. Хоть как бы мне хотелось все исправить. Я бы все отдал, все что у меня есть, чтоб вернуться в тот день…
Что-то мелькнуло на краю сознания. Лишь на секунду. Когда-то он уже говорил что-то подобное. В палате! Точно! Начал и не договорил из-за того, что зашла медсестра.
— Но не могу. Это нереально. Прошлого не исправить, но ты должна знать о нем кое-что. Я любил тебя. Не понимал, не принимал, отрицал как мог, потому, что тупо боялся. Своих чувств боялся. И что тебе на самом деле не я, а бабло нужно — боялся. Другого же я не видел, Злата. И сделал то, что сделал… Дошло до меня уже потом, после… Когда стало слишком поздно. Надо было хотя бы попробовать с тобой поговорить. Извиниться. Но я не смог. Знал, что не простишь. Я сдался. Вот такой я трус.
Я зажмурилась. Поддалась наивному детскому желанию так спрятаться от реальности хоть на несколько секунд. Как же больно. Сколько ее может быть этой боли? Зачем ее так много? Для нас обоих, потому, что боль Руслана я тоже чувствовала. Как и свою.
— Я не переставал тебя любить. Все эти годы — не переставал. Не мог забыть тебя. Ты должна это знать. Что даже те, у кого внутри пустота, могут любить. Может быть редко. Может быть только тебя одну, но могут… Умеют.
Лицо мужчины таяло перед глазами. Я моргнула, позволяя слезам упасть. Их нет смысла пытаться скрыть. Не от того, кто тоже плачет. Не от того, кто не скрывает от моей боли свою. Не от того, кто меня любит.
— Я не могу просить простить меня. Знаю, не простишь. Не сможешь, хоть и пытаешься, — сжав пальцами переносицу, сказал Руслан. — Просто хотел, чтоб ты знала, как было. Знала, что я тебя любил и люблю. А так отец прав. Я никогда не был тебя достоин.
Он завел двигатель и медленно вырулил на дорогу. Снова потер рукой лицо, пряча слезы. Сжал оплетку руля так, что побелели костяшки пальцев. Поехал не спеша, осторожно. А я словно зависла. Слепо смотрела, как за окном сменяются улицы. Как проносятся мимо дома, машины.
Неужели, все?
Глава 30
Неужели мы просто расстанемся сейчас, чтоб больше никогда не встретиться? Неужели слова Руслана — точка между нами? Вроде той, что была поставлена перед аварией, только теперь уже окончательная?
Знаю, не простишь. Не сможешь, хоть и пытаешься.
Не прощу. Не смогу полностью поверить снова. А значит, все кончено. С другой стороны, а что между нами было? По факту абсолютно ничего. Так несколько свиданий и пара поцелуев. Мимолетный роман. От этих мыслей стало так горько и так больно, что глаза снова наполнились слезами.
Руслан заехал в мой двор. Остановился у парадного. Я вылезла из машины. Достала ключи из сумки, открыла домофон. Поднялась наверх, в свою квартиру. Ощущение, что из меня все силы что-то высосало. Я еле до кровати добралась. Упала на нее, как была, в платье. Купленном, чтоб впечатлить… Кого и зачем?
Руслан прав. Я его не прощу. Я ему не верю. А значит, все. Так правильно. Это единственно правильное решение.
Воскресенье. Понедельник. Работа. Миниатюрный букет белых роз от Вадима с запиской с извинениями “за инцидент”. Очень хотелось послать его подальше, но я ограничилась тем, что выкинула тот в мусорник. Дом. Бессонная ночь с тем фото возле подушки. Нет, все правильно. Я правильно поступила. Это точно. И снова утро, и
