наверняка: верить оппоненту нельзя ни в чём.
«Вот так и научишься наконец искусству дипломатии, — я услышал знакомый до изжоги мысленный голос Мазепы. — Ишь ты — с самом чёртом в игры играешь! Не боязно?»
«А знаешь — нет, — внезапно я осознал, что действительно не испытываю страха. — Опаска есть, волнение, осторожность, даже чуточку азарта. Но не боюсь».
«Зря. Хотя… может, в том и секрет твой, Георгий. Однако берегись, не верь ныне никому».
«Тебе я точно не верю, так что можешь на этот счёт не переживать. Но учиться у тебя — учусь…»
В забавную я попал историю, нечего сказать. Вопрос только один: где добрый доктор со шприцем, полным спасительного галоперидола? А то что-то ситуация стала напоминать бред психбольного. Хотя, если возможно подселение в исторического персонажа, то почему бы не объявиться и потусторонним силам? И то фантастика, и это.
Я прикрыл глаза и сделал более-менее глубокий вдох: сейчас ещё Пётр придёт поговорить. Для него, с его верой в небеса и преисподнюю, всё как раз в порядке вещей. Главное — не договориться до психиатрического диагноза. Здесь, кажется, безумцев сажают на цепь и поливают ледяной водичкой, чтобы опамятели. Мне такая терапия почему-то не по душе.
Взгляд со стороны.
Этого не могло случиться, но, тем не менее, случилось: Карл Шведский наголову разбит войском русского царя. Притом и сам попал в плен, и почти вся его армия оказалась в том же незавидном положении — за исключением тех несчастных, что погибли во время сражения, и тех счастливцев, коим повезло сбежать. К сожалению, последних набралось не более пяти сотен и выходили они из Малороссии разрозненными группами, занимаясь разбоем на дорогах, чтобы прокормиться.
Не такого исхода Русской кампании ждал отец Адам.
А кроме того — в список неудач следовало присовокупить предательство гетмана Мазепы. Этот негодяй не только разгромил много лет создаваемую орденом Иисуса малороссийскую агентурную сеть, но и выстроил собственную, из преданных ему людей. Не было бы в том большой проблемы, ведь деньги есть деньги, однако старый чёрт из всех кандидатур выбирал тех, кто менее всего склонен продаваться.
Знать бы ещё, в какой момент он предал орден. Или…изначально имел таковое намерение, когда соглашался на предложение княгини Дольской? А может, он изначально работал на Петра, а они все — и орден, и король шведов — клюнули на эту наживку и попались? Отец Адам не удивился бы. Что Мазепа умел особенно хорошо, так это притворяться лояльным.
Можно было бы отдать приказание устранить гетмана, однако в данный момент это не принесёт ордену никакой пользы, если не считать моральной сатисфакции. Впрочем, этот аспект тоже стоит рассмотреть, как возможный — дабы прочие и мысли не имели об отступничестве.
2
— Ну и вид у тебя, — тон Петра Алексеевича был наполовину сочувственным, наполовину насмешливым. — Краше в гроб кладут. Не загнал бы ты себя ранее срока.
— Кто его знает теперь, когда тот срок подойдёт, — ответил я, устраиваясь поудобнее. Подниматься с постели больше, чем на десять минут, ещё не рисковал, но старался больше времени проводить полусидя, опираясь спиной на подушки.
— Послание твоё прочёл, — государь сразу перешёл к делу. — На что тебе Орлик, понимаю, однако мне ещё с Августом торговаться надобно. Твой перебежчик себя подданным короля польского объявил. Притом, Августа, не Станислава.
— Всегда был хитрым… — хмыкнул я. — Да только в этот раз сам себя перехитрил. Довольно поинтересоваться у короля Августа, посылал ли он сию персону ради переговоров, или нет. Полагаю, ответ и так известен.
— Хочешь, чтоб я его тебе отдал?
— Твоя воля, государь. Хочешь — отдай, не хочешь — сам решай, что с ним делать. Но только одно помни: Его ко мне приставили, чтоб я всю грязь и кровь на себя принял, а он после меня булавой гетманской завладел. Наверное, не последние люди это придумали. И цели их не самые благие.
— Знаешь, что убедило меня в том, что ты не Мазепа? — Пётр вдруг задал неожиданный вопрос. — Иван Степанович угождал. Ты — нет. Почему?
— Не хочу, — честно ответил я. — Тошно.
— Тогда скажи прямо: чего ты хочешь?
— Мира… на двенадцать лет раньше.
— Сдаётся мне, Георгий, ты многое хочешь рассказать, да боишься, что не в те руки сие знание попадёт, — Пётр, до того измерявший комнату шагами, вдруг взял стул, поставил рядом с кроватью и уселся. — Можешь не бояться. Не ведаю, кто ты, но раз не враг, то и доверие промеж нами должно быть.
— Твоя правда, государь… — я вздохнул, понимая, что этот человек не будет откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и вытянет из меня сведения любой ценой. — Всего, конечно, что тебя интересует, не скажу — сам не знаю.
— Говори, что вспомнишь.
— Это надолго.
— У меня ещё есть время… Ведь так, Георгий?
— Есть, государь.
— Тогда я тебя слушаю.
Глава 25
1
Я знал, что время — понятие для некоторых персон растяжимое. Но чтобы петровские «две недели» превратились в два месяца — не ожидал точно. Хотя, я прекрасно понимал, о чём думал Пётр. Генерал Мороз, сыгравший немалую роль в поражении шведского воинства, разбушевался не на шутку.
Когда-то, ещё в той жизни, я читал, будто зима 1708 — 1709 годов стала чуть ли не самой холодной за весь восемнадцатый век. Что именно в этот период, несмотря на расквартировку армии в Малороссии, Карл потерял немалое количество солдат — от холода, недоедания и болезней. А здесь условия у шведов оказались куда более жёсткими: никаких зимних квартир, в обрез провианта и, по словам скандинавов, никаких лекарств, кроме водки и чеснока. Впервые за долгое время им удалось нормально поесть, согреться и получить медпомощь только в плену. Возможно, потому они и не слишком роптали. Разоружённые шведы либо грелись у своих костров, либо занимались общественно полезными работами, если таковые требовались.
Но холод — штука такая, которая действует на всех без исключения. Устраивать марши, когда в бочках замёрзли вино и водка, а это, на минуточку, минус тридцать девять — не самая лучшая идея. Потому Пётр, несмотря на неизбежные издержки, решил перезимовать в Полтаве. А часть взятых в шведском обозе двух миллионов талеров направил на закупку всего необходимого. Хотя,
