песком закопченное ведро. Евгений не отходил от нее.
Донки «молчали». Поочередно Коноплин вытащил их, переменил наживку. Снова закинул.
Припекало солнце. Клонило ко сну. «Искупаться бы еще!» Но Алексей не мог себя заставить пойти к плесу, пока там были двое, и ушел в тень, к кустам, нависшим над обрывом. Долго сидел, глядя на зеркальную воду…
— Алеша, проверили крючки?
Над обрывом стояла Эля. Она была в купальнике. «Пойдут сейчас с Женькой в воде барахтаться. Ну и пусть!»
— Проверял. Рыба наживку не трогала.
— Тогда пойдемте купаться?
— Нет. Я еще посижу, понаблюдаю.
Он снизу вверх смотрел в лицо девушки, может, впервые вот так, не отрываясь, глаза в глаза. Чувствовал, что краснеет. «Глупо!».
И девушка смотрела. Тоже не отрываясь. Молчала. Потом серьезное ее лицо смягчилось, губы тронула улыбка.
— Какой же вы!..
— Какой?
— Совсем другой, чем ваш приятель.
Алексей нахмурился:
— Угу, другой. Зачем вы его оставили? Идите!
— Самокритику вы любите больше всего на свете? Не всегда полезно. А Женю я уложила спать рядом с дедушкой. Они оба захмелели. И вот пришла…
Что она хотела сказать этим — «И вот пришла»?
— А Женька?
— Я же сказала! Какой же вы! Идемте, слышите?
— Слышу.
Алексей медленно поднялся.
С ОДНОГО ЗАХОДА
— Слушай, Лешка! Как ты думаешь, хорошая девушка Эля?
Алексей взглянул на друга, тут же отвернулся, опустил голову. Он не торопился с ответом.
— Хорошая. Таких беречь надо! — сказал, а самому стало неловко: не выдает ли он себя?
Евгений ничего не замечал. Пока шли к самолету, помахивал сорванной лозинкой, вполголоса напевал.
— А знаешь, друг, если на ней жениться? Раньше я об этом не думал. Какие-то девчата все попадались… А Элька — совсем другое дело.
У Алексея дрогнуло в груди. Но он взял себя в руки. Стараясь говорить беспечно, спросил:
— А она… Эля… согласна?
— Я еще не спрашивал. Согласится! Чего ей надо? Какой из нее инженер выйдет? Все равно замуж пойдет, тем и окончится самостоятельная деятельность. Правда, злится, уверяет, что обязательно будет работать после института. Не верю.
— Ты смотришь на окружающих людей со своей колокольни. Все для тебя! А остальные — неважно? Люди, брат, тоже требуют внимания к себе. А Эля, может, заслуживает особого.
— Что из того? Вот я и говорю, жениться, что ли?
Он беззаботно похлопывал прутиком по голенищу сапога.
Алексей только у самого самолета ответил глухо и коротко:
— Попробуй, — и поднял голову, — только если серьезно думаешь.
Евгений снова не понял тона, которым говорил его товарищ. Он привык к тому, что в отношениях с девчатами никто не может быть ему соперником.
Остановились у плоскости бомбардировщика.
Далеко, на самой границе аэродрома, неожиданно появилась яркая вспышка. Это специалисты опробовали свои прожекторы. В сгущающихся сумерках отчетливо были видны разноцветные огни, ограничивавшие летную полосу, рулежные дорожки.
Началась обычная предполетная подготовка. Ладилов приступил к осмотру материальной части, Коноплин проверял оборудование кабины. Проверку закончили быстро. Самолет был готов к полету по маршруту и бомбометанию на полигоне.
Коноплин принялся уточнять характерные радиолокационные ориентиры вдоль линии пути. Работал он автоматически, а в голове нет-нет да и вспыхивали слова летчика: «Жениться, что ли?» Встряхнул волосами: перед полетом нечего думать о посторонних вещах.
Командир полка Гончаренко посмотрел на часы. Наступило время общего построения. Метеоролог доложил сводку погоды, прогноз на ночь, данные ветра по высотам, время захода луны. Время восхода не требовалось: косой серп луны бледным светом уже залил стоянку, аэродром.
Поверка времени. Все посторонние мысли как будто сами собой исчезли. Летный состав сейчас жил одним — ожиданием начала полетов.
После начальника связи, сообщившего радиоданные, дал последние указания командир:
— В связи с условиями погоды будем производить полеты по второму варианту. Обратить внимание на четкость подачи команд. Очередность вылетов — согласно плановой таблице. Вопросы есть? По самолетам!..
Мощные фары осветили рулежную дорожку. Справа и слева от них движутся красный и зеленый огни. Из-за бьющего в глаза света прожектора самолета не видно, но по движущимся аэронавигационным огням любому авиатору ясно, что бомбардировщик выруливает на взлетную полосу. За ним второй, третий… Ночь заполняется мощным гулом двигателей.
— Я — двести семьдесят два! Я — двести семьдесят два! Разрешите взлет! — услышал руководитель полетов. Ему незачем смотреть в плановую таблицу. Номер знакомый, да и голос легко узнать: запрашивает разрешение старший лейтенант Ладилов.
— Разрешаю!..
После взлета бомбардировщик набирает высоту.
В стороне от аэродрома вспыхивают три мощных луча. Высоко вверху в их перекрестии оказался самолет. Это один из экипажей выполняет тренировочный полет в лучах прожекторов.
А в это время бомбардировщик с хвостовым номером «27» ушел уже далеко от аэродрома.
Высота полета достигла нескольких тысяч метров. Ладилов настроил автопилот. Коноплин занялся промером ветра на высоте, уточнением курса. Стрелок-радист поддерживает связь с аэродромом.
Сейчас нет времени для мыслей о земных делах. Главное — выполнение полетного задания. Экипаж работает как один слитный механизм.
Редкие облака, освещенные луной, остались далеко внизу. Они закрывают землю не полностью. Кажется, между облаками — мутно-серые огромной глубины провалы. Только огни селений, изредка выплывающие из разрывов облаков, напоминают о земле.
Пройден второй этап, третий… Работы Коноплину прибавляется. Нелегко с помощью радиолокационные приборов осуществлять ориентировку, трудно с большой высоты отыскать цель. К тому же профиль полета по высоте не одинаковый.
Перед началом боевого пути Коноплин еще раз проверил ветер. Он оказался очень сильным и, главное, боковым. Значит, боковая наводка доставит немало хлопот экипажу.
Но вот и начало боевого пути.
— На боевом!.. — командует штурман.
Теперь на коротком пути, оставшемся до цели, внимание экипажа напряжено до предела. Летчику надо точно выдержать заданные высоту, скорость, курс, немедленно реагировать на сигналы о доворотах самолета. Малейшая ошибка штурмана, допущенная при расчете ветра, установке данных на прицеле, при определении точки сбрасывания, может привести к невыполнению задания. Ведь заход один и бомба одна. Никакие поправки в повторных заходах невозможны.
— Вправо три!.. Так держать!..
Цель все ближе. Бомболюки открыты. Для Коноплина сейчас ничего не существует, кроме экрана локатора и медленно приближающейся к отметке цели. Для Ладилова эти секунды также проходят в большом напряжении. Надо очень точно выдержать курс.
Подходит трудноуловимый момент, когда мозг мгновенно решает: «Время!»
— Сбросил! — сообщает штурман летчику.
Задание выполнено. Бомбардировщик разворачивается от цели.
На командном пункте о результатах бомбометания узнали через несколько минут.
— Опять экипаж Ладилова выполнил задание на «отлично»! — удивляется кто-то. — Везет же другу!
— Повезет, если на борту у него такой штурман, — буркнул второй.
— Штурман штурманом, а все-таки…
— Найди себе такого, как Коноплин. Он и за себя и за
