вы приехали.
Она шепнула в ответ:
– Я хотела видеть вас, – и подставила ему губы.
Хавин поцеловал их. Затем повел рукой по квартире:
– Холостяцкая берлога. Без женщины в ней пусто. – Снова прижал Веронику к себе. – Я соскучился по вас. Вы удивительно хороши, – подхватил женщину на руки и понес в спальню. – Какая вы молодец, что приехали. Какая же вы молодец.
Прошло два дня. Аспенский ждал известий от жены, но она не звонила.
Третий день подходил к концу, и снова – ни слуху ни духу. Константин злился. Ему нужна была информация. Впрочем, он не сомневался, что Хавин станет инвестором, ведь не за пустые щи его ублажала Вероника. Однако сейчас для Константина были важны сроки. Время сжалось до минимума.
Поведение Печаева Аспенскому последние дни казалось странным. Тот начинал возражать по многим вопросам и давать нелепые советы. Подобного давно не наблюдалось за Андреем.
На четвертый день Константин позвонил Веронике. Но на звонок она не ответила. Тогда он перезвонил ее водителю. Тот сообщил, что прибыли на место вовремя, а дальше он не в курсе. В первый же день ее куда-то увезли, и больше она не появлялась. Лишь звонила два раза и просила, чтобы ждал. Его устроили в гостиницу, вот он и ждет в номере, отлучается только в кафе.
Аспенский усмехнулся, кажется, баба увлеклась не на шутку. Да и черт с нею, важно, чтобы задачу решила, а там пусть потешит свое тело. Однако зло в душе нарастало, появилось чувство, что он терял над нею контроль.
На пятый день Вероника снова не ответила на звонок. Константин рвал и метал. Неосведомленность по инвестициям выводила из себя. Неделя на исходе, и – никаких сообщений. Сейчас Аспенский придушил бы жену за это. Жаль, что дотянуться не мог. Между тем ничего не оставалось, как ждать еще.
Юлия также всю неделю не находила места. Металась по квартире. Несколько раз порывалась позвонить матери. Но всякий раз, когда ее рука хваталась за телефон, останавливала себя. Ясно было, что изменить она ничего не могла. И это болью отзывалось в груди.
Она представляла, как Хавин теперь обнимает и целует голое тело матери так же, как ласкал ее. Юлия злилась на мать и на Павла и ненавидела их двоих.
Но, успокаиваясь, начинала оправдывать ее, ведь для матери сейчас Хавин – единственная отдушина. Ко всему, мать не знала о связи дочери с Павлом. Но вот Хавина Юлия не могла обелить. Как он может, как он может.
Все запуталось, переплелось, в голове – страшная каша. Горечь, тоска и досада не давали спокойно дышать.
Стены квартиры давили. Надо было забыться, уйти от мрачных мыслей. В конце недели она в джинсах и кофточке выскочила на улицу, бросилась в самую гущу людей. Долго бродила, не замечая времени, тупо смотря себе под ноги. А потом механически набрала номер матери. И та ответила. У Юлии перехватило дыхание, она едва справилась с собой, чтобы тихо спросить:
– Ты когда вернешься? – В эту секунду ревность снова впилась в ее сердце.
Голос матери раздался в ушах как голос соперницы:
– Не осуждай меня, Юлия, мне хорошо здесь.
Юлия резко отключила телефон и застонала. Перед глазами все поплыло. Люди казались безликими, дома омертвели. Не заметила, как вошла в кафе. Села, не видя никого. От соседнего столика к ней присоседился парень и шумно заговорил:
– Ну и дела. Привет, Юлия. Ты опять замороченная. Что на этот раз у тебя произошло? Снова поцапались? Чего молчишь, не узнала? А я запомнил тебя.
Лицо парня медленно стало проявляться, как на фотокарточке, она узнала водителя, подравшегося из-за нее с Валентином. И даже обрадовалась этому лицу, оно словно вырвало ее из тупого состояния. Машинально кивнула.
– Бывает, – привычно протянул парень.
– Мы расстались, – зачем-то уточнила она.
– Тоже бывает, – хмыкнул парень, – не новость.
Юлия вздохнула:
– Навсегда.
– Ну и дела, – снова протянул парень. – Значит, ты теперь свободная птица? Совсем одна?
Вопрос будто ножом прошелся по сердцу, Юлия тоскливо опустила голову.
– И я нынче один, – сообщил парень. – Может, составим тандем? – Он оживился, подозвал официанта, заказал обед на двоих. – Живу, как сыч. Скукотища, скажу тебе.
Юлия вгляделась в лицо парня, оно было приятным, худощавым, со светлыми бровями. Спросила:
– Зовут-то тебя как, сыч?
– Пашка. Пашка меня зовут, – ответил парень и увидел, как брови Юлии взлетели вверх.
Она даже задержала дыхание, услышав это имя. Не может быть, наваждение какое-то. Стоило Хавину забыть о ней и лечь в постель с ее матерью, как судьба послала ей замену, другого Пашку. Юлия засмеялась продолжительным смехом, а он не понял, что в его имени смешного, и пожал плечами. Она прервала смех:
– Пашка, Пашка, откуда ты появился, Пашка?
Тот растянул губы в широкой улыбке:
– Это ты появилась, а я уже был тут. Ну, как насчет тандема? А то что-то видок у тебя не очень.
Юлии стало не по себе, вот даже Пашка заметил, как она извелась. Куда это годится? Неделя на пределе нервов дает о себе знать. Хватит жалеть себя, дура, очнись. Что такого произошло, чтобы раскисать? Еще столько хорошего будет в жизни. Выбрось все из головы, оглянись вокруг, встряхнись. Закрути с этим Пашкой. Не красавец, но что-то в нем есть. Повесели себя. И она вскинула голову:
– Видок, говоришь не очень? Это поправимо, Пашка. Надо только в зеркало посмотреться да парню вроде тебя понравиться.
Пашка оторвался от бокала с соком и приоткрыл рот:
– Так ты это, понравилась. Не зря же я тебя запомнил.
– Тогда поднимайся, Пашка, пошли. – Она решительно встала из-за стола и мотнула светловолосой головой, отбрасывая назад волосы.
Пашка на мгновение растерялся. Потом вытащил из кармана деньги, бросил на столешницу между не начатыми блюдами, протянул:
– Ну и дела.
Суетливо вывел ее из кафе, посадил в свою машину. У него от желания потели ладони. Такая красавица. Не думал, не гадал, что так подфартит. Уж не сон ли это? Он гнал машину, боясь, чтобы Юлия не передумала и сон этот не исчез. У подъезда резко затормозил, почти внес Юлию в свою квартиру. Заметался руками по ее телу, пытаясь снять одежду. Она остановила:
– Я сама, Пашка. Ты приготовь душ.
Он метнулся в ванную комнату. Юлия разделась. Пашка высунулся и ошалел от ее красивого тела, затоптался у дверей.
Она прошла мимо, сказав, чтобы тоже раздевался, и прикрыла за собой. Он возбужденно торопливо сбросил в коридоре бежевую рубаху и черные штаны и не очень
