Значит, что следует в первую очередь предпринять? Выяснить, кто из питерских бандитов мог в настоящее время находиться либо находится в столице. Хорошо бы ответить и на вопрос: с какой целью? Есть, в конце концов, у Вячеслава Ивановича агентура? Вот и пусть работает. А то чего-то они тут все расслабились...
Дальше. Надо отыскать свидетелей убийства и допросить еще раз, но уже с более конкретной целью, а не вообще — чего, мол, видели и как? Показать им фотороботы. Обозначить район, куда могли скрыться те мотоциклисты, и поработать с жителями тех домов и во дворах. Не так уж и много видел в Москве Александр явных таких рокеров на дорогих, как подчеркивали свидетели, мотоциклах, чтобы не обратить на них внимания. Надо также иметь в виду, что киллеры, хладнокровно расстреляв джип с его пассажирами, были абсолютно уверены, что живых в нем не осталось. Но они также наверняка были уверены, что их видели и могли запомнить. А потому уезжать далеко от места покушения, скорее всего, и не собирались. Зачем им светиться и привлекать к себе ненужное внимание? Тем более милиции, которую могли ведь быстро оповестить о происшествии? Получается, что и район базирования их был где-то рядом. А раз так, надо тщательно обшарить окрестности набережной, наверняка что-то обнаружится...
Вот так, размышляя шаг за шагом, Курбатов выстроил свою линию расследования и приступил к действию. Не один, разумеется. Он немедленно поделился своими выводами с Рюриком Елагиным и встретил полное понимание коллеги. Тот даже обрадовался, как он сказал, такому удивительному совпадению мыслей. Сказал, что и сам все время «крутился» вокруг этих проклятых мотоциклистов, но чего-то не хватало ему для завершения общей картины. Оказалось, пустяка — ну конечно же район базирования! И как же он сам-то не допер?! Ай, Сашка, молодец, почти по Пушкину: «Ай да сукин сын!»
И они разбежались. И вскоре получили первые результаты.
Началось с Курбатова. Все-таки клиника института Склифосовского занимает меньшую площадь, нежели обширный район Киевского вокзала. Да и пациентам ее, врачам, медсестрам, уборщицам, короче, многочисленному персоналу здорово освежили память предъявленные для возможного опознания фотороботы двоих преступников, созданные в МУРе с помощью Али Магомедовича и строптивой, склочной и вообще противной во всех отношениях, но довольно жестко и резко «приструненной» генералом Грязновым секретарши директора театра Изольды Пантелеевны Парфентьевой — ну прямо «фу-ты ну-ты, ножки гнуты»!
Оказалось, что двоих похожих по описанию молодых людей, один из которых, совсем лысый, то есть бритый наголо, выглядел постарше, видела на лестнице поднимающимися в отделение реанимации и уборщица Лаврова, протиравшая мокрой шваброй лестничную площадку. Она узнала обоих, когда увидела предъявленные для опознания фотографии, и даже рассказала, кто во что был одет. А запомнила их как раз перед обедом, когда ходячие сами шли в столовую, а остальным пищу разносили по палатам. Поэтому и коридоры быстро пустели, и на торопящихся больных никто не обращал внимания. Кстати, и она сама не столько даже обратила внимание, сколько мельком скользнула глазом — больно уж оба живые, здоровые, на местных, на своих, непохожие, хотя и были в больничных пижамах, но в черных ботинках, а не в тапочках, как все тут ходят, кроме посетителей.
— А почему живые и здоровые? Вы как их отличаете? — поинтересовался Курбатов.
— Так то ж всегда видно, кто наш, а кто чужой. Глаз у наших печальный, и фигурой — не те, что с улицы. Ходют иначе, шаркают — ноги волокут, никуды не торопются. А эти — у-у! Им бы все топтать, а сами ноги – то не вытирают, вот и скреби пол за ими...
Хорошее наблюдение. Вот уже и время уточнилось.
Затем выяснилось, что уборщица все же спросила, «чего ходют-то», на что лысый ответил, что они к заведующему отделением идут, который их вызвал к себе, а ей нечего совать нос не в свое дело. И прошли в глубь коридора. А она продолжала мыть лестницу, не до них было.
Допрошенные следом дежурная медсестра и те сотрудники медперсонала, что должны были находиться в тот день и час на своих местах, поначалу оправдывались, что никуда не отлучались, а потом стали постепенно говорить правду. Одна пошла в ординаторскую — чайку попить, все равно ведь больные — по палатам, время обеденное. Охранника в тот день на этаже вообще никто не видел. А позже выяснилось, что один из них подменял другого, вне очереди, и они договорились встретиться сразу после обеда, а тот, кто дежурил, ушел пораньше, потому что ему жена позвонила, а сменщик опоздал, потому что ждал машину, которая была занята другим нарядом.
Как-то все это очень уж удачно складывалось для тех, кто пришел убить Горлова. Как будто нарочно всё заранее подготовили. Вроде мелочи: один чуть опоздал, другой чуть раньше ушел, третья чаю захотела, четвертая — то, пятая — другое, и вот — печальный, больше того, трагический, итог. И ведь обнаружили- то хладный труп уже под вечер, когда дежурный врач зашел в «одиночку», да и то понял не сразу — штык- нож торчал по рукоятку, которую нарочно прикрывала складка простыни на груди убитого. Вот и выходит, что убийцы никуда не торопились, дело сделали спокойно и тщательно, даже элементарно замаскировали оставленное оружие — чтоб, значит, не сразу спохватились. А впрочем, и спохватываться-то было, оказывается, некому.
Но главное теперь Курбатовым было сделано — убийцы опознаны. И это была первая удача. А фотороботы обоих киллеров с полным описанием их «художеств» были немедленно отправлены в Петербург, в группу Меркулова. Следователи знали, что господина Масленникова и его ближайшее окружение раскручивает сам Виктор Петрович Гоголев, а окружением балерины Волковой занимается Володя Поремский. И есть основания полагать, что фотороботы данных фигурантов смогут им указать на кого-то из членов «псковской» либо «тамбовской» преступной группировки, черт их всех разберет.
5
Рюрик Елагин тоже вышел на свою «тропу». Вдвоем с полковником милиции Николаем Саватеевым, начальником так называемого «убойного» отдела МУРа, он отправился по следу мотоциклистов.
Саватеев был ровесником Рюрика, в свое время прошел толковую оперативную школу под непосредственным руководством Вячеслава Ивановича Грязнова в качестве помощника и был не только отличным исполнителем указаний родного начальства, но и сам умел грамотно шевелить мозгами. Имея в виду именно эти его качества и пользуясь тем, что расследование находится фактически под контролем самого президента, Грязнов нажал на соответствующие рычаги, и Николая немедленно подключили к общему делу. Это было тем более важно, что кадры межрайонной прокуратуры и местной милиции, благополучно провалившие следствие, были отстранены от дальнейшего расследования. Чему, кстати, по-своему даже обрадовались. А теперь требовалось взглянуть на обстоятельства дела свежим взглядом и не зацикливаться на скороспелых выводах. Николай это умел. Недаром же Турецкий, постоянно работавший, что называется, в паре с Гряз- новым, в наиболее сложных делах еще с начала девяностых годов охотно привлекал совсем молодого тогда еще «сыскаря», старлея Саватеева в свою оперативно-следственную бригаду. И ко всему прочему, Николай, как один из наиболее близких сотрудников Вячеслава Ивановича, естественно, отлично знал и сыщиков организованной Грязновым «Глории». То есть можно сказать, что в данном случае совпадали все интересы, и у членов бригады, возглавляемой теперь самим Меркуловым, не должно было возникать взаимного непонимания и уж тем более служебных конфликтов. Но это, понимал Рюрик, которому Вячеслав Иванович представил Саватеева, было сказано генералом для общей информации.