Книга Иностранка - Александр Исаевич Воинов

Но вот матросы сняли скафандр. И какое разочарование!.. Из-под него показалась обыкновенная голова мальчишки, на тонкой шее, с рыжими, спутанными, потными волосами. Водолазу не больше восемнадцати лет, и он отнюдь не богатырь. Откуда только у него взялись силы выдержать такую тяжесть!

…Ребятам надоело ожидание. Алеша потянул Толю и Мадлен за собой. Они медленно пошли вдоль палубы, засматривали в окна кают, спустились в машинное отделение и, наконец, оказались около радиорубки. Из раскрытого окошка доносился хриплый голос:

— Она в сетях!.. Только что обнаружили!.. Из этого района уходим!.. Все готово. Через полчаса сами услышите!

— Наверное, поймали большую рыбу! — сказал Толя.

— Большого дельфина! — предположил Алеша.

— Ребята, где вы?! — неожиданно раздался голос старого моряка.

Ребята бросились назад и почти с ним столкнулись. Он шел им навстречу вместе с тем самым невысоким загорелым человеком, с которым разговаривал на палубе.

— Ребята, вы ко мне? Я — Цветов! — деловито сказал он. — У кого письмо?..

Так вот, значит, каков он, этот главный водолаз! Мадлен пристально разглядывала его и не находила в нем ничего, что бы свидетельствовало о его отважной профессии!

— Письмо у меня, — сказал Алеша, доставая из кармана конверт.

— Кто послал?

— Михаил Иванович.

Во взгляде Цветова промелькнуло недоумение.

— У него ко мне дело?.. Интересно!..

Алеша протянул ему конверт.

— Это вы Резеда? — спросил он.

Как только он произнес это имя, Цветов даже вздрогнул. Он еще больше удивился.

— Как ты сказал? Повтори!..

— Вы Резеда? — повторил Алеша.

— Резеда!.. — воскликнул он. — Слышите, Константин Романович, как меня называют?

Тот пожал плечами.

— Конечно, между Цветовым и Резедой есть нечто общее, — усмехнулся он. — Но почему не ромашка, скажем, или не астра?..

— Резеда — это моя подпольная кличка!

Он быстро вскрыл пакет и не прочитал, а, вернее, проглотил содержание письма. В его взгляде появилось что-то острое, колючее.

Константин Романович взглянул на часы.

— Ну, сообщим о готовности? Из моря все вышли?

— Все на борту! — ответил Резеда. — Можно уходить…

Послышались команды. Заскрипел канат поднимающегося якоря. Где-то в глубине корпуса нарастал мерный стук машины. Застучал, удаляясь, мотор лодки, на которой приехали ребята. Мадлен испуганно смотрела, как все удлиняется пенистая дорожка. А Грегуар? Ему, наверно, долго придется ждать ее!..

Константин Романович поднялся на капитанский мостик и стал беседовать с капитаном, щеголевато одетым, еще молодым человеком. Приложив к глазам бинокли, они смотрели в сторону берега.

Цветов на минуту отлучился, отдал какие-то распоряжения, а затем вновь вернулся к ребятам, сидевшим на опрокинутой шлюпке.

— Вы сейчас увидите зрелище, какое не часто можно было увидеть и во время войны! — сказал он.

— Взрыв! — догадался Толя.

— Плавучая мина? — спросил Алеша.

— Хуже!.. Торпеда!.. Мы обнаружили ее, осматривая корпус затонувшего эсминца «Черноморец». В него попали две торпеды. Одна взорвалась, а другая застряла в переборках. Через четверть часа мы взорвем ее с помощью радио. Заряд уже заложен!..

Мадлен поежилась. Ей стало даже немного жутковато. Подумать только, торпеда двадцать лет пролежала под водой, а сейчас из-за нее не поднять затонувший корабль!.. И она вновь вспомнила выстрел в катакомбах.

Цветов сидел напротив ребят, прислонившись спиной к борту, и внимательно слушал то, что рассказывал Алеша: о судьбе Марии, о ее отце, о слышанных последних его словах, произнесенных ночью, перед уходом, о том, как они осматривали катакомбы.

Записку, найденную Толей, Михаил Иванович приложил к своему письму. Цветов долго и внимательно ее рассматривал.

— Да, многое мне теперь становится яснее, — проговорил он, задумчиво глядя на засвеченный солнцем горизонт. — Именно в те дни я с группой, которую штаб подпольного движения направлял в Одессу, должен был высадиться где-то на берегу. Но где? Как сложится обстановка именно в те часы, когда операция будет уже в самом разгаре?.. Было условлено, что наши действия с берега будет корректировать радист. Он станет направлять нас и укажет место высадки… Так и произошло… Радист вышел на связь вовремя. Указания его были точными… Мы высадились на берег севернее Люсдорфа…

Алеша ткнул пальцем в бумажку, которую продолжал держать Цветов.

— А Федор?!. Вот эти цифры? Что они означают?

Цветов положил записку Федора перед собой на край лодки. Ребята нагнулись над ней.

— Да, я должен был встретиться с Федором. Я шел к нему и к Курбатову на связь. Однако не успел… Федор погиб в катакомбах, — Цветов помолчал. — Разное говорят о Василии Курбатове, но теперь, когда прошло так много лет, я все больше думаю о том, что он тоже погиб. А как, не знаю…

Алеша подался вперед.

— Нам это нужно знать точно, — сказал он горячо. — Ведь когда Мадлен вернется в Париж, она должна обо всем рассказать Марии…

Мадлен с надеждой смотрела на Цветова. Она понимала, что Алеша и Толя правы, нельзя останавливаться на полпути, надо узнать все до конца, надо восстановить справедливость!..

Цветов рассматривал цифры.

— Да, этот шифр мне знаком, — проговорил он. — Я его вспомню… А сейчас, ребята, у меня дела, мне некогда!..

Он встал и пошел в каюту. Ребята насторожились, они пристально всматривались в горизонт, с нетерпением ожидая вспышки и удара.

Корабль развернулся и замедлил ход. Теперь он был в районе, откуда, находясь в полной безопасности, можно наблюдать взрыв.

И вот море вдалеке взвихрилось. Мадлен даже вскрикнула. Тяжелые каскады воды поднялись высоко в небо и повисли в клубах светлого дыма, который исходил словно из самых глубин земли. Казалось, возник вулкан и сейчас зарево расплавленной магмы озарит небо. Глухой, рокочущий удар пронесся над морем и замолк вдали.

Тяжелые волны с яростными белыми пенящимися гребнями, медленно переваливаясь, наступали на корабль. Казалось, они хотят его опрокинуть и поглотить. Вот они качнули его, еще раз и еще, — он медленно перевалился с бока на бок, а они ушли дальше, злые и беспокойные в своей нерастраченной силе.

Блестящими от напряжения глазами ребята смотрели вдаль. Алеша вцепился руками в край борта и словно забыл обо всем на свет. А Толя, чуть побледнев, то и дело оглядывался на Мадлен. Ему было страшно, но он владел собой и готов был ободрить ее, если это потребуется. Мадлен стояла, крепко прижав руки к сердцу, и только время от времени вскрикивала. Зрелище бушующей стихии одновременно и ужасало и восхищало ее.

Это было как бы несколько секунд войны. Войны, которой ребята никогда не видели.

PI когда вновь расчистился горизонт и там, где только что безумствовала слепая и жестокая сила, виднелось сейчас