спать ему хочется больше, чем есть. Ну, хоть кто-то меня поддерживает! А девица эта, между прочим, могла бы и мне предложить, раз такая щедрая. Но она не додумалась…а может быть не успела, потому что проход в наш отсек загородило мрачное тело ее супруга. Он бдительным взором окинул происходящее, убедился, что я как сидел на своем месте, так и сижу, буркнул "смотрите тут у меня!" и удалился. Девушка бросила на меня извиняющий взгляд и больше со мной не разговаривала. А вот с Иоханной насюсюкалась от всей души. И накормила ее также… от всей души.
А я так и уснул — голодный и на весь этот чужой мир обозленный. Но ненадолго.
— Люська!
Я от этого вопля подскочил на месте и тихо выругался, приложившись головой о верхнюю полку, на которой благополучно дрыхло сто кило счастья.
Дева усталая тут же подорвалась на зов.
— Иду, Сашенька.
— Да на хрен ты сама идешь-то? Тут и без тебя тесно. Пожрать, что там осталось тащи, на закусь нам.
Одним словом, муженек ее решил со своими соседями за знакомство выпить. Люська, эта бедная, утомленная жизнью и мужем, дева, засуетилась, доставая свертки и пакеты, и чуть ли не бегом оттаскивая все это своему "зайчику".
— Бедная тетка, — пробурчал я и закрыл глаза, решив попробовать опять задремать.
— Эй, пацан, пить будешь?
Приглашение сопровождалось ударом в тонкую перегородку, которая от такого обращения завибрировала так, что у меня зубы щелкнули, а храп над моей головой аж на целых три секунды прекратился.
— Нет, спасибо, не буду.
— Спасибо не буду! — передразнил меня этот "зайчик" недобитый, — тебе, что интереснее там с Люськой моей перемигиваться? Давай-ка, сюда иди, будь мужиком, выпей!
Ну что за странные понятия в этом мире? Почему, чтобы доказать, что я мужчина, мне надо обязательно выпить? Глупость какая-то!
— И закусишь заодно, — подсказала Иоханна.
А у блонды моей иногда в голове гениальные мысли появляются! И я пошел. Пить особо не стану, а вот закушу по полной программе.
Лин ушел за перегородку. Мы с Василием остались практически в одиночестве. Ну, если не считать, конечно, странную девушку Люську, глядящую на нас с умилением, старушку за занавеской, молодого парня, спящего на верхней боковой полке, и задумчивого старичка, сидящего на полке под парнем и медленно поедающего вареные яйца. Одно за другим. Но они нам не мешают совершенно!
— Вась, — говорю я ласково, — ты бы покушал что-нибудь. Ты же один у нас голодным останешься!
— Я сыт любовью, — вздыхает Василий.
— Вась, не нужно, — шепчу я, двигаясь к нему ближе.
— Я не в силах молчать о своих чувствах, — мурлычет в ответ кот и одаривает меня страстным взглядом зеленых глаз. А глаза у него, как у Терина Эрраде — такие же красивые.
— Васенька, — говорю, — так не пойдет. Хочешь, я у дедушки напротив выпрошу для тебя кусочек яйца?
Василий оценивающе разглядывает дедка.
— Не даст, — заявляет кот, — не унижайтесь, принцесса.
— Почему ты так уверен?
— Я достаточно пожил на этом свете. Я знаю людей.
— Не может быть, чтобы он был таким жадным! — восклицаю я.
Василий хитро улыбается и прижимает уши.
— Хотите фокус, Иоханна?
— Конечно!
— Смотрите.
Кот некоторое время пристально разглядывает старичка, который как раз подносит ко рту третье уже по счету яйцо. Рука у пассажира дергается, пальцы разжимаются, и пища летит на пол. Василий как бы нехотя встает, потягивается.
Старичок воровато оглядывается, поднимает еду с пола, обтирает ее наскоро бумажкой и вновь тянет яйцо ко рту.
— Во как! — говорит Василий, брякаясь на попу, — ну ладно!
Старичок под выразительным взглядом магического животного вновь роняет яйцо на пол, и уже там, по какой-то странной траектории, оно залетает под полку.
Пассажир вздыхает, наклоняется, снова вздыхает, но лезть под сидение не решается.
— Это не гигиенично, — морщится кот, — но сами понимаете, мало ли когда еще я смогу подкрепиться. Я оставлю Вас ненадолго, принцесса.
После чего Василий скрывается в темноте под полкой.
— Это телекинез! — потрясенно произношу я, когда перекусивший кот уже лежит рядом и вылизывает лапу.
— К сожалению, — мурлычет Василий, — мои силы не так велики, как у магов. Во всяком случае, в перемещении предметов. Но вот так, немножко… Я могу…
И вновь смотрит на меня ласково и пристально. Ах, отчего я не кошка и в самом деле?
Тут поезд резко встряхивает, и я буквально падаю в объятия Василия.
— Ох, любовь моя, — шепчет он, — хотя бы полежите рядом.
А что? В конце концов, что тут неприличного? Я — девушка. А он — кот! Почему бы нам и не прижаться друг к другу?
Пришел сел, познакомился с "зайчиком" Сашей и его соседями-собутыльниками. Один оказался тезкой Василия нашего, то есть тоже Вася, а второго Жориком звали. Он мне так и представился — Жорик. Хотя в его то годы, какой он мне Жорик? Он же мне в отцы годится! Но я спорить не стал. Жорик так Жорик. Сам я Сергеем представился, как в паспорте у меня написано. А то кто их знает, иномирцев этих, вдруг проверить захотят?
При ближайшем знакомстве "зайчик" этот, то есть Саша, оказался не таким уж и плохим, но то, как он обращался со своей женой, было для меня странно. Впрочем, Василия с Жориком такое поведение не возмущало и не удивляло. Значит здесь это в порядке вещей.
Выпили по первой, закусили. То есть мужики что-то там с тарелок клюнули и разговор завели, а я закусывал, как и собирался — по полной программе.
— Кого-то ты мне, парень, напоминаешь, — вдруг заявил Жорик.
— Вряд ли мы когда-нибудь встречались, — возразил я, очень надеясь, что его не было в тот вечер в клубе, и он меня не по выступлению помнит.
— Да ты же Дуська вылитая!
— Кто Дуська? Я Дуська? — очень натурально возмутился я, хотя понял прекрасно, что Жорик мое сходство с мамой заметил.
— Я хотел сказать, ты мне напоминаешь подружку мою давнюю, Дусю, — объяснил Жорик, — у нее вот такие же глаза разноцветные были и шевелюра такая же… то ли рыжая, то ли каштановая. Может быть родственник?
— Нет, ошибся ты. Нет у меня родственниц по имени Дуся, — соврал я, а сам в тарелку уткнулся и разве что не похрюкивал. Так вот ты какой — Жорик, законный хозяин тапка 45 размера, который по стечению обстоятельств стал матушкиным магическим предметом и украсился брюликами стоимостью в пол небольшого королевства типа Муриции.
— Хорошая была девка, Дуська эта, — ударился Жорик в воспоминания. — Пропала без
