вода.
— Марин, — начинаю я.
Мы обе знаем, как долго она отказывалась от алкоголя. Ее может разнести за секунды от такой дозы.
— Не надо, Ксю, — упала на стул Марина и откинулась на него. На ее щеках блестели горькие слезы обиды. И тут девушка начала говорить. Немного заплетаясь от выпитого алкоголя. — Я всегда знала, что ты талантливей меня. Всегда напоминала себе об этом. “Я не так талантлива. Хэй, не смей расслабляться. Работай больше, чем можешь”. Понимаешь, я могу взять упорством, настойчивостью, пробиваемостью. Но не талантом. Его во мне жалкие крупицы. Во мне больше желания. В тебе же, Ксюша, есть оба эти качества. Мне тебя не догнать. К тому же в массовом кастинге сложно победить. Мне ли этого не знать. Сколько раз я бывала на таких мероприятиях. И ни разу не победила. Только талант может взять вверх. Особенно у Лессовского. Тебе Ануш подсказала пойти на кастинг? Она то знает, кто стоит за организаторами.
— Марин, — снова пытаюсь успокоить подругу. Но она уже потеряна для меня. Особенно сейчас.
Рубин просит не подходить ближе и махает головой. Она хлюпает несколько раз носом, прежде чем сказать.
— Ксюш, тебе нужно собираться. Тебе предстоит поездка в Париж. Иди спать. А завтра сборы.
Растерянно смотрю на подругу. И осознаю то, что я вижу. Это намного хуже того, что я представляла. Я ждала криков, обвинений, претензий. Все что угодно. Но только не этого. Принятия. Молчаливой обиды. И отчаяния.
Это ведь хуже. Это почти убийство надежды.
— А ты? — шепчу я.
Мои руки тянутся к ней, чтобы обнять. Мой язык хочет кричать мольбу со словами извинений. Но я этого не делаю.
Потому что я чертов камень. Потому что чувства пугают меня. Особенно такие сильные. Но их лавины уже успели пробить в моем сердце дыру. И кажется об этом я буду вспоминать намного чаще, чем о Глебе.
Потому что я снова открыла свой ящик со скрытой там душой. И возможно теперь я не в силах его запереть.
— А что я, — слегка истерично рассмеялась она, расплескивая вино. — Сегодня я напьюсь. Завтра отосплюсь. А послезавтра придумаю, что делать дальше. Иди, Ксюш. Я хочу побыть одна.
Я не могу настаивать.
Точно не сейчас.
Поэтому я ушла к себе. Но продолжала слушать, как Марина плачет о своей участи. И это медленно рвало мою душу.
Глава 24
На следующий день я выбиралась из дома тайком. Мне пришло сообщение, чтобы я пришла и забрала документы и билет. А еще нужно подписать несколько договоров, по которым я теперь не я. Теперь моя “должность” называлась специальная модель агентства Венеция. И меня отправляют в длительную командировку в Париж.
Юридические тонкости, чтоб их.
— На этом все, — со стуком опускаю ручку на стол и поднимаюсь.
Юрист, тучный мужчина, кивает и равнодушно провожает меня взглядом. За всю нашу встречу он сказал только два слова.
“Подпишите здесь!”.
Дальше он изъяснялся только кивками и махами руками. Очень общительный человек, отметила я про себя.
Девушки, которые встречались мне, не улыбались. Они хмуро глядели сквозь меня, кто-то шипел гадости, но никто в открытую нападать не стремился. Поэтому мне пришлось идти под перекрест хмурых и недовольных девиц, среди которых я заметила Софью и Милку с конкурса.
Вот только мне было на них наплевать.
Потому что больнее они меня не ударят, чем это сделала я сама. Мне было достаточно своей совести, которая ела меня. И кажется, от этого я получала мазохисткое удовольствие. Потому что ощущала себя человеком, который чувствует.
Их взгляды такая мелочь, и я им от дыши улыбнулась.
Девушки ахнули и тут же отвернулись от меня. И такое бывает, хочется хмыкнуть. Но я молчу.
Я подхожу к двери, которая выведет меня на улицу, когда меня остановил аромат. Яркий аромат французских духов и прозвучащий позади меня знакомый голос.
— Я была в тебе уверена.
Резко оборачиваюсь, что даже полы моего пальто развились в стороны, а сумка упала в ноги. Передо мной стоит женщина. Знакомая женщина. И узнала я ее по оригинальной красной шляпке и шарфу.
Именно она была той женщиной, которая награждала меня на конкурсе фотографий. Она была все такой же худой и даже широкое манто не делало ее толще. Она выглядела как человек, который вертится в мире моде всю свою жизнь. Именно таких люди воображают себе представителей данной сферы. Русская версия Анны Винтур.
— Я вас помню…, — шепчу я и опускаюсь вниз, чтобы подобрать сумку.
Тихо радуюсь, что всегда закрываю на замок свои вещи. И что сейчас мне не приходится ползать на коленях, собирая раскиданные мелочи. Но мысли об этой женщины не пропадают. Потому что она мне кажется очень знакомой. И не из-за конкурса. Еще тогда она меня зацепила. Не потому что она награждала, а потому что казалась знакомой.
Но где? Откуда?
Медленно поднимаюсь и улыбаюсь только кончиками губ.
— С конкурса, я так понимаю, — улыбается она. Но ее улыбка намного ярче моей. Словно она встретила давнего знакомого и хочет его обнять. И тут же она добавляет: — Но вот только я знаю тебе с более раннего возраста.
Она меня знает? Неужели она присутствовала на моем детском конкурсе моделей.
— Вы о чем? Разве мы с вами виделись? — удивленно распахиваю глаза и делаю неловких два шага назад.
Но женщина поднимает руки, словно успокаивает норовистую кобылку, и подходит ко мне.
— Твоя мама… Юлия… была известным фотографом. Она часто делала снимки для нашего издания, — начала она. — И именно я предложила Юлии отправить тебя в школу моделей. Ты была крошкой, но уже тогда проявляла свою уникальную фотогеничность.
Что? Она можно сказать мне крестная что ли.
— Я-а не знала про вас, — извиняюще отвечаю и опускаю голову.
Я вообще не слышала, что моя мама настолько известна в модельных кругах. Или они мне не хотели говорить об этом.
— Мы мало общались как друзья. Но много как коллеги, — объясняет грустно женщина. — И мне очень жаль, что она и твой отец умерли так рано. И так трагично. Я бы пришла на похороны, но я узнала об их смерти спустя месяц после похорон. А ты уже переехала. И я не знала, куда нужно отправить письмо с соболезнованием.
Резко поднимаю голову и хмурюсь. Не хочу вспоминать тот период жизни. Слишком он ярко отпечатался в моей памяти.
— Это лишнее. В тот месяц я прочитала слишком много такого рода писем, а