И я словно теленок поднимаюсь на ноги и бреду к ней.
— Ты потрясающая, — проговаривает Ануш рассматривая фотография для будущей обложки. Лессовский искал свежее лицо для нового каталога журнала. И сегодня он отправил серию фотографий, которые он будет использовать вместе с главным редактором. — Ты понимаешь это?
Мыслей не было. Я уставилась на себя. Такую разную. Такую живую. Каждый раз, когда я смотрела на снимки со мной — мне казалось, что там я живее, чем здесь. Словно только фотограф может увидеть мою душу и запечатлеть ее. Словно у меня ее нет. Словно она проявляется только на фотографиях.
— Понимаю, что? — шепчу я, и кончиком пальцем провожу по глянцевой поверхности.
— То, что конкурс тебе на самом деле не так уж и нужен. Ты бы смогла пробиться со своим талантом везде, — говорит Ануш и откидывается в кресле.
Пальцы замерли. Она что? Она отказывает мне? Или что?
Или…или…или…
Сколько этих или. Нужно просто спросить.
Сжимаю руки, и заставляю себя говорить.
— Это значит… Марина поедет? — в моем голосе волнение и тревога. Волнение за подругу и тревога за себя. Но с другой стороны Ануш права. Лессовский выбрал меня из трехсот девушек. И я ему понравилась. И среди этих трехсот может только сотня новички без малейшего опыта. Все остальные — это модели, которые пробуют пробиться на фотосессию Вениамину не в первый раз. И мне это удалось. Разве это не заслуга?
Вот только я рассчитывала на Париж.
— А это важно? — с насмешкой спрашивает Ануш. — Ты приняла решение. Для тебя карьера важнее.
— Звучит если честно не очень, — пожимаю плечами и отхожу.
— Не важно как это звучит. Важно то, что моделинг это твоя жизнь. И такие люди мне нужны. Те, кто не опускаются до хитрожопости, но борются до конца. И ты такая.
Ануш хлопает папкой и собирает мои фотографии, чтобы сложить их в конверт. Но мои мысли до сих пор в сумбуре. Что происходит?
— Это значит…, — начинаю я, а Ануш резко заканчивает.
— Летят две модели: ты и Юлианна. Жюри одобрили это решение. Модель прошедшая через массовый кастинг Лессовского перспективнее, чем менее талантливая девушка, берущая только упорством.
Значит я. А Марина? Она уже бесится из-за моей подставы? Она уже ждет меня, чтобы начистить рожу?
— Она уже знает? — тихо спрашиваю и ужасаюсь. На сколько пискляв мой голос.
— Иди домой и узнаешь, — поджимает губы Ануш. Я опускаю голову от стыда и в то же время от страха. Прийти теперь домой будет целым испытанием. Но модель неожиданно продолжает: — Ксюша, ты не предательница. Ты поступила не совсем честно по отношению к подруге. Это правда. Но ты не делала ей подножку. Ты не подставляла ее. Но ты ее обошла.
Киваю и отхожу. Беру в руки сумку, которая осталась лежать на стуле. Я уже направилась к двери, но кое-что вспомнила. То, что должна была уточнить.
— Ануш, когда самолет?
— Через два дня. Визы, паспорта и все нужные документы начали готовиться еще до нового года. Так что все готово. С тебя только приехать в аэропорт в 14:00 через два дня.
В кабинет ворвались люди. Им требовался совет Ануш, и она взмахом руки отослала меня.
Ответа от меня не требовалось. Модель уже взяли в оборот для решения последних организаторских вопросов. Она стала частью команды, которая отправляется в Париж и на ней теперь большая ответственность. А мне оставалось собраться духом и вернуться домой. Чтобы… Извиниться и собраться. Или может для начала выжить?
Дорога домой казалась последней дорогой жизни для человека, ждущего смертной казни. Я старалась идти как можно медленнее. Но мир был не справедлив. Потому что я даже не попала в пробку. Это находясь в Москве в самый час пик. Вот это я понимаю чувство юмора на высшем уровне.
Перед дверью в квартиру я замерла. В моих руках бренчат ключи. Ноги переминаются. Потому как я элементарно боюсь этой встречи.
Но вечно стоять под дверьми тоже нельзя. Поэтому я просунула в скважину ключ и отперла замок.
Открываю дверь квартиры и первое, что отмечаю. Это неестественная тишина. За полгода жизни здесь тут постоянно было шумно. Либо Маринка слушала музыку, либо соседка снизу вопила о невоспитанности молодежи. Либо сверху кричала семейная пара. Обычно в этой квартире шумела жизнь, которая неожиданно прекратилась.
И мысль, которая озарила меня. Которая пугала. Которая надеялась, что не случилась. Пронеслась мимо меня.
Она знает.
Ей уже рассказали.
— Пришла, — колко отметила девушка.
Марина встала на пороге кухни. Она стояла опершись о косяк, скрестив руки на груди. Нахмуренные брови, поджатые губы. На ней неряшливо висит костюм, который мы с утра ей подбирали. Именно его она всегда бережно снимала после прихода домой. Потому что он самый дорогой. Не только в цене, но и лично для нее. На столе в самом центре стоит початая бутылка вина, а рядом бокал.
А мысль хлестко ударила меня. Больнее, чем могла ударить она.
Пьет. Хоть ненавидит алкоголь.
— Объяснишь? — с болью уточнила Марина. Она глотает слюну, видимо так она пытается сдержать слезы. Но она стойко стоит и ждет. Она ждет правды от меня.
— Что ты хочешь услышать? — отстраненно спрашиваю.
Я снимаю сапоги и пуховик и держусь. Не хочу оправдываться или плакать. Я поступила подло по отношению к подруге. Я признаю это про себя. Но в слух в этом не признаюсь. И лучше пусть она накричит на меня. Выплеснет боль, которая сжирает ее. Я готова принять такое наказание за поступок, который совершила.
— Ты знала, что своей победой у Лессовского ты получишь билет до Парижа. Обещанное мне.
Вот что ее волнует. Когда я пошла, знала ли последствия, которые коснутся ее.
Выпрямляюсь и прямо смотрю на нее. На свою подругу, которую возможно сегодня потеряю.
Хотя это не так. Я ее потеряла не сегодня.
А в тот день, когда Ануш сделала свое предложение. Когда я поняла, что она хочет, чтобы я сделала. Я могла послать ее и сказать, что друзей не предаю. Могла выслушать ее и не пойти на массовый кастинг. Могла обо всем рассказать Марине. Но я ничего из этого не сделала.
Потому что сделала выбор. И он был не в пользу нашей с ней дружбы. Рубина и Малахита.
— Значит знала, — сделала вывод Марина. — Ну хоть стекловату на одежду не распыляла. И на том спасибо.
Девушка развернулась и подошла к столу. Она налила себе рубиновое вино и проглотила его залпом. Словно там была