подарил подруге сертификат, который она не попыталась продать, чтобы купить материалы, они же стоили маленькое стадо тушканов, или оплатить аренду студии, а в будний день отправилась кататься на катере? Осенью?! Будто живя, в Питере, нельзя это сделать летом, в разгар белых ночей, и вообще… вообще!
— Что он тебе пообещал? — уставилась я на подругу, ища в себя хотя бы крошечные зачатки злости.
Должна же я была злиться за столь наглое, почти бесчеловечное нарушение личных границ.
— Оплатить аренду любого помещения под мою студию на год, а если ты согласишься — на три года, — выпалила Алёна. — Слушай, ну соглашайся. Классный же мужик! Шикарный! Космический! Фантастический!
— А тебе? — я перевела взгляд на Майю.
— Ничего, — отвела она взгляд. — Просто это по-настоящему романтично! Я так рада за тебя!
— Майя? — посмотрела я на прячущую взгляд подругу. — Говори сейчас же!
— Пообещал побыть моим натурщиком… — пискнула она, закрыв пылающее лицо ладонями со следами краски под ногтями.
Художница, прямо как я когда-то.
— Обнажённым? — ахнула я.
Нет, золотистые буквы «Илва, выходи за меня!» со всеми знаками препинания на Поцелуев мосту — это прекрасно, но вообще-то, демонстрировать обнажённого личного Тора я не планировала ни за что на свете!
Ладно Тора, он может показывать своё достоинство кому угодно, мне вот вообще не жалко, ни капельки. Член Тора — его дело, как говорится! А член Федоса, простите, очень даже моё. Личное. Индивидуального пользования, между прочим! Академически прекрасное, на минуточку!
Я его, вообще-то, сама не рисовала, и на тебе! Возмутительно! Просто обалдеть можно, какой кошмар! Как вообще Федосу пришло в голову распоряжаться собственным половым органом, если есть я?
Вот она я, стою, возмущаюсь, того и гляди искры из глаз полетят. Один в один Гера, когда узнавала об изменах Зевса. Ну, или Сиф, с учётом того, что Федос всё-таки не какой-то Зевс, а целый Тор.
— Нет! — взвизгнула Майя, подпрыгнув. — Ты что?! Ну… я вообще-то хотела, сама понимаешь, такая натура… — покаянно вздохнула подруга.
Я-то понимала, всё понимала, лучше всех понимала и совсем не злилась на подругу, ни чуточки. Натура и правда была шикарная, лучшая на свете, но что моё, то, простите, моё. И даже глазами лапать нельзя!
— Он отказался. В белье и тоге, — подвела итог Майя.
— В тоге нормально, — уверенно кивнула я, вспомнив, какая это адская работа — передавать светотени на тоге.
Так ему и надо, Федосу этому! Я мучилась почти две, а то и три недели и он пусть помучается! Отольются Мальвине слёзы Буратино, уж Майя это обеспечит, с её-то фанатичным перфекционизмом в работе.
С катера мы вышли прямо под растянутый баннер, который держали две ростовые куклы — зебра и конь Юлий, и гласил всё тоже: «Илва, выходи за меня!» Дополнял картину саксофонист, исполняющий что-то душераздирающее, тот самый, что играл на Стрелке Васильевского острова в тёплую, летнюю ночь, когда мы гуляли, целовались и танцевали, слушая помимо музыки шелест невских волн о гранит.
— Выходи за меня, — подошёл ко мне Федос. — Выйдешь?
— Как? — спросила я.
— Во дворце бракосочетаний на Английской набережной, конечно, — тут же ответил он. — А как иначе?
— Ты уже купил нам с дочерью квартиру? — спросила я, уставившись на Федоса, своего собственного, прошу не забывать!
Он с опаской покосился на мой совершенно плоский живот, нервно вздохнул, а потом твёрдо заявил:
— Нет, и не собираюсь.
— Почему это? — опешила я.
— У вас есть квартира. Моя. Извиняться надо словами через рот, ты сама говорила, — буркнул он смущённо. — Я потом куплю, когда подрастёт… вот… ребёнок в смысле подрастёт… в институт там поступит… — неуверенно жевал он слова, смотря на мой живот так, словно оттуда прямо сейчас начнут появляться дети в промышленных масштабах и начнут стройно маршировать под душераздирающие звуки саксофона и восхищённые вздохи окружающих.
— Выйдешь? — спросил он, собравшись духом.
— Выйду, — милостиво согласилась я.
Ну, а как откажешь воплощению Тора на бренной земле, настоящему, стопроцентному Федосу, моего личного пользования, на минуточку? Правильно. Никак!
В тот же миг на моём пальце оказалось кольцо с самым настоящим бриллиантом, наверняка в несколько карат и за много-много-много убиенных тушканов. От неожиданности я икнула и нервно оглянулась в поисках шоколадного фонтана, горки шампанского, пытаясь вспомнить, что ещё наговорила в порыве злости, стоя на крыше.
Господи, хоть бы там не было марширующего симфонического оркестра или парашютистов в карнавальных костюмов. Хоть бы, хоть бы, хоть бы…
Но нет, вокруг стояли только восторженная толпа зевак, которые фотографировали, снимали видео, перешёптывались. В стороне, обнявшись, топтались Алёна с Майей. Одна в полуобмороке от того, какой шикарный натурщик ей перепал, пусть и в тоге, другая в мечтах о собственной студии бровей или как это называется…
А марширующего симфонического оркестра не обнаружилось, даже стало немного жаль…
Но эту светлую мысль я решила держать при себе, так, от греха подальше. Человеку ещё позировать в тоге, что я, изверг что ли.
Глава 20
Наша с Федосом свадьба состоялась в самом конце декабря, что до глубины души возмущало бабушку — ведь у меня уже был виден живот. Небольшой, но вполне очевидный. Но по-другому мы поступить никак не могли.
Во-первых, оказалось, что во дворец бракосочетания на Английской набережной существует нешуточная очередь, а ни о каком другом мы с Федосом даже думать не собирались. Вот ещё! Это, между прочим, знаково! Во-вторых, если уж выходить замуж со всеми обязательными атрибутами, то не последнюю роль играют локации для фотосессии.
А локации у нас было две, даже три! Первая — моя любимая Академия художеств, где на самом деле не так и часто устраивали свадебные фотосессии, но для меня это было больше, чем знаковое место, больше, чем символ или желание, это было самым грандиозным событием тысячелетия. Не таким, как собственно свадьба с Федосом, конечно, не подумайте, но всё же, всё же, всё же…
Вторая — банальная, но обойти второй по значимости вуз, в котором я провела, кажется, три миллиона веков, когда училась мастерству, да и после тоже, я попросту не могла. В художественной академии имени Штиглица прекрасные интерьеры, которые даже Федос одобрил,
И, наконец, третья — на улице. На своём любимом, родном
