В дверь кабинета постучали.
– Войдите! – привычно отозвался.
В помещение вошел Саркисян. Хмуро оглядел бутылку с коньяком, бокал в моей руке и спросил:
– Ты почему не на работе?
Я едва не поперхнулся спиртным от этого вопроса.
– Там Арефьев приехал контракт подписывать а тебя нет. Два твоих зама наизнанку вывернулись. Меня к тебе с документами отправили.
Некрасиво получилось.
– Забыл я.
– А с телефоном что?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Телефон я, Тима, выключил.
Мне захотелось побыть одному. Не так часто я себе это позволяю.
– Ты у Олеси опять был? Поругались? – умный он все-таки мужик.
– Она сказала, что уезжает в Воронеж. И что я ей не сдался. Ни за чем.
– Влад, – вздыхает, качает головой, – ты же никогда на мозги не жаловался. Сейчас с тобой что? Я тебя не узнаю.
Отвечаю.
– Я и теперь на них не жалуюсь. Я все понимаю. Олеся напугана. Ей кажется, что в мире не осталось ничего надежного. Что стоит кому-то довериться, как тебе воткнут нож в спину. Я знаю, что она чувствует. Мне тоже так казалось. Что лучше не подпускать никого близко, чем потом зализывать раны. И да, я знаю, что должен ее отпустить. Что там она успокоится, поверит в то, что она в безопасности. Но я не хочу ее отпускать! Ясно тебе? Хочу, чтобы она была со мной. Может, я давно не был в таком положении. Когда, нужно что-то доказывать. Но мне тоже нелегко. Я тоже не привык доверять. И то, что я ей предложил, я считаю разумным. В конце концов, не на свидания она же собралась с животом бегать.
За то время, что я изливал душу, Тимур успел устроиться на стуле и теперь барабанил пальцами по столешнице.
– Влад, ты не можешь решить проблему, потому что она и в тебе тоже. Как бы ты действовал, если бы это не касалось тебя?
Я замолчал на какое-то время, анализируя ситуацию.
Потом сказал:
– Я бы ее отпустил. В этот ее гребанный Воронеж. Несколько месяцев вообще бы не давал о себе знать. Даже бы не звонил. Она бы встала на учет по беременности, ходила бы на приемы к врачу, делала бы узи. И перед ее глазами мелькали бы другие женщины. Которых бы привозили их мужья. Которые бы радостно им сообщали, что сегодня узнали, что ждут мальчика. Или девочку. И ей было бы некомфортно. Даже против воли она бы задалась вопросом, что с ней не так. А после можно было бы начать звонить. Сначала редко, потом все чаще. Затем можно было бы приехать. Но надолго не задерживаться. Потом приехать еще раз. И еще. И так до тех пор, пока она точно не поймет, что одна быть не хочет.
Саркисян наклоняет голову на бок и вопросительно на меня смотрит:
– Что тебе мешает поступать так, как ты говоришь?
Легко рассуждать, когда дело не касается тебя лично. И умным тогда быть просто.
– Я сам, Тимур. Я сам себе мешаю. Не знаю, выдержу ли.
– Но так, как ты поступаешь сейчас, ты тоже ничего хорошего не добился. И не добьешься. Ты ее только отталкиваешь. А она, Влад, твердо собралась жить головой. Чтобы получить что-то стоящее, нужно прикладывать усилия. И перестать себя вести, как подросток.
Он встает, передает мне ручку и бумаги. Переключаюсь на документы, внимательно их читаю. Они в порядке, поэтому подписываю.
– Наберись терпения, – советует мне Саркисян, уходя.
Я бы хотел. Только не получается.
Засыпаю, сидя на диване. Даже не знаю, как это произошло.
Будит меня грохот в коридоре. Уже поздно, осознаю это, взглянув на часы.
Иду на шум и застываю , когда вижу сына.
Пьяного.
Он еле держится на ногах и то благодаря тому, что опирается о стену.
– О, Владислав Сергеевич! Вы дома? Приветствую! – икает после того, как сказал это.
Делает попытку шагнуть. И мне приходится его ловить, чтобы голову свою не расшиб.
– Это еще что такое? – цежу, сквозь зубы, стараясь не сорваться.
– Слушай, – говорит внезапно абсолютно нормальным голосом, что я уже начинаю сомневаться в том, что он пьян, – Может, у нас с тобой проклятие какое семейное? Что ж мы на хрен никому не нужны? Только из-за бабок твоих?
Я был готов ему вломить, но после этих слов передумал.
Что-то случилось у парня. И видимо серьезное. Раз он так надрался.
Он ведь не пьет. Считает это за слабость. А слабаков он презирает.
Нужно будет с ним поговорить, когда проспится.
Отвожу его в комнату, укладываю спать.
Давненько этого не делал.
Маленькие детки – маленькие бедки. А большие...
Глава 17На момент этой сцены и Артем, и Полина – совершеннолетние.
Артем Холодов
С закрытыми глазами чувствую, как острая боль бьет в затылок, потом отдает в виски. Со стоном зажмуриваюсь. Но так тоже не легче. Во рту словно кто-то обосрался. И пить хочется нестерпимо.
День какой сегодня? Суббота, вроде. Значит, не надо никуда. Хоть это хорошо.
Надо встать. Дойти до кухни. Выпить таблетку и попить воды.
Кое-как сползаю с кровати. И тут же тошнота подкатывает к горлу.
Больше никогда пить не буду.
Ничего крепче кваса.
При мысли о напитке издаю булькающий звук, зажимаю рот рукой и мчусь в ванную. Где меня, ожидаемо, выворачивает.
Отдышавшись, плетусь на кухню. Пахнет кофе, что тоже вызывает тошноту. Кто там хозяйничает сегодня? Вроде у домработницы должен был быть выходной.
Зайдя в помещение, с удивлением вижу отца. С чашкой кофе у панорамного окна.
– Проснулся, юный алкоголик?
Морщусь. Это же надо было ему с утра попасться.
Хотя не такое уж и утро.
– А ты чего не на работе? Одиннадцать уже. Деньги все разворуют.
– Решил дождаться, когда мой единственный наследник встанет. И спросить у него, с чего вдруг я должен его по вечерам затаскивать домой?
Морщусь сильнее. Нахожу лекарство и проглатываю его.
Еще и не помню, как вчера у себя в комнате оказался. Неужели, и правда, он меня довел и спать положил?
Странно, что возле порога не оставил.
– Слишком крепким оказался апельсиновый сок, – отвечаю ему, потому что он явно ждет ответа.
Не рассказывать же ему, что мне понравилась чужая девушка. И она меня отшила. Что было предсказуемо.
– Да? – недоверчиво переспрашивает он, – А кто-то вчера жаловался, что никому просто так не нужен. Только из-за денег. Причем моих.
