однако к концу жизни Гурджиева мне стало ясно, насколько она была для него важна. Он не раз торжественно заявлял: «Кто бы ни хотел связаться со мной, все должны пройти через Жанну. Я поручил продолжение свой работы ей, я полностью ей доверяю. Она никогда не подводила меня».
Сегодня я вздрагиваю от мысли, что мадам де Зальцман могло бы не быть рядом с Георгием Ивановичем. Благодаря ей и ее окружению я мог оценить глубину оставленного им устного учения. Учение осталось живым и постепенно распространилось по всему миру также благодаря ей.
Часть V
Последние дни
Осень 1949 года
Стоял конец лета 1949 года. Гурджиев редко выходил. Как я узнал позже от его докторов, он уже давно знал, что дни его сочтены, но не допускал, чтобы кто-то это заметил. Для большинства людей вокруг него ничего в обычном порядке не изменилось, кроме, возможно, особого беспокойства о приведении дел в порядок С другой стороны, совершенно на другом уровне, он предъявлял особенные требования к самым близким французским ученикам, будто желая призвать их к большей ответственности в направлении работы групп. В то время к нам присоединилось множество англичан и американцев, и Гурджиев отчетливо хотел, чтобы они принимали участие в более интенсивной работе. Силы его таяли с каждым днем, и он появлялся на обедах лишь на короткое время. Тогда мы узнали, что его состояние очень серьезное. За исключением этого, его внешний вид вводил в заблуждение, поскольку, вопреки всему, под его руководством велась разнообразная деятельность, как будто ничего не произошло – но какой ценой! Я все еще вижу, как он выходит из своей комнаты, с трудом проходит по коридору, пока не доходит до гостиной. Здесь он подтягивается, приглаживает свои усы и только тогда заходит, полностью преображенный – он вновь становился учителем, великолепным старым львом. Добродушная улыбка освещает его лицо, эта знакомая улыбка всегда подбадривала нас и возрождала надежду. Так продолжалось до последних дней.
Он тщательно рассчитывал время появления к нашим обедам, чтобы как можно меньше утомляться и как можно эффективнее сыграть свою роль. Благодаря установленной последовательности «тостов за идиотов» он мог следить за ней даже из своей кровати. Я заметил, что он всегда появлялся, когда произносили тост «за всех безнадежных идиотов». Ритуальное построение этого тоста было следующим: «За здоровье всех безнадежных идиотов, объективных и субъективных – то есть, за здоровье всех тех, кто является кандидатом умереть как собака, и за здоровье всех тех, кто является кандидатом умереть достойно».
В те последние дни Гурджиев сам тогда торжественно добавлял: «Тот, кто работает над собой, также готовится к достойной смерти».
Когда подходило время для следующего тоста, он уходил из-за стола твердым, решительным шагом, не позволявшим кому-либо догадаться о его усталости. «Продолжайте, продолжайте», – не оглядываясь, говорил он. Наши взгляды провожали его внушительный силуэт, исчезающий в конце коридора. Время останавливалось. Атмосферу все еще наполняло его присутствие. Его слова, разрывавшие тишину, призывали нас к самому главному.
Примечания
1
Частично материал этих лекций раскрыт в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного».
2
В Российской Империи чиновники получали жалованье 20 числа каждого месяца.
3
См. также комментарии Орейджа к «Рассказам Вельзевула своему внуку» в книге Ч. С. Нотта «Дневник ученика» серии «Гурджиев. Четвертый Путь».
4
Это невероятное путешествие описано в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного» и в воспоминаниях Фомы и Ольги де Гартманов «Наша жизнь с господином Гурджиевым» (выходит в серии «Гурджиев. Четвертый Путь»).
5
Буська – детское прозвище дочери де Зальцманов Натальи.
