земская единица. Гонения и нападки на дворянство способствуют его объединению.
Олсуфьев предлагал совершенно нестандартное решение аграрного вопроса: он призывал помещиков к компромиссу с малоземельными крестьянами. Предстоявшая аграрная реформа не могла проходить одинаково по всей России. В некоторых случаях требовалось и отчуждение помещичьей земли. А лучше всего
сразу, не унижаясь до принудительного отчуждения, заранее удовлетворить требования крестьян. Если у меня оторвут землю силою, я стану врагом крестьян, в противном случае останусь им другом. Мы должны добровольно идти навстречу к продаже крестьянам земли, сохраняя и за собой часть… Компромисс необходим. Это не трусость, а понимание дела. Как во время бури бесполезна борьба, так и здесь упрямое отношение будет гибельно для дела.
С мая 1906 года он требовал изменения избирательного права. Действовавшее законодательство препятствовало формированию работоспособной Думы. Однако в любом случае дворянство не должно безучастно наблюдать за электоральным процессом. На II съезде уполномоченных дворянских обществ 15 ноября 1906 года Олсуфьев ссылался на
слова [Ф. Д.] Самарина, сказанные на Страстной неделе под впечатлением Евангелия: «Кадеты, как мудрые девы, явились хотя и с маргариновым маслом, а мы совсем без масла». Вот этим маслом и нужно нам запастись, масло – это политическое самосознание, связь дворянства с населением.
Он приводил пример Англии, где депутатский корпус в значительной его части составляло дворянство, пользовавшееся доверием населения.
Новая эпоха после 17 октября при всех своих ужасах имеет ту хорошую сторону, что пробудила общественное самосознание, вызвав на борьбу консервативные элементы, прежде мирно покоившиеся в люльке административной опеки, – подытоживал он свою речь. – До сих пор консервативная мысль была воплощена полицией, а консервативные общественные элементы дремали; теперь же мы должны выучиться у польского и остзейского дворянства, которые искусились в политической борьбе.
Олсуфьев по-своему «решал» вопросы внешней политики. В письме публицисту «Нового времени» М. О. Меньшикову от 25 октября 1908 года он писал:
Я Вам горячо сочувствую и выражаю признательность по поводу позиции, занятой Вами в славянофильском или, вернее, в германофобском вопросе. Не понимаю, однако, почему вы одни, почему в том же «Новом времени» в передовых статьях нейтрализуется ваше влияние непристойным науськиванием против Германии. К чему такая нежность к Англии, только что воевавшей с нами за спиной японцев, к кадетской Турции, к политически ничтожным сербам; а с другой стороны, к чему такая холодность к единственно способному балканскому народу – болгарам.
Олсуфьев не боялся меняться. В 1910‐е годы он обернулся назад, посмотрел вперед и решил, что был не прав. Теперь он симпатизировал западному конституционализму, что, правда, не мешало ему быть религиозным мистиком. В августе 1915 года Олсуфьев вошел в Прогрессивный блок. Его позвал туда П. Н. Крупенский: «Крупенский мне сказал: выбирайте кого угодно из Государственного совета, а я буду выбирать из Государственной думы, к партиям я придираться не буду, лишь бы только хотели совещаться вместе». В итоге Олсуфьев вместе с П. Н. Милюковым, А. И. Шингаревым, П. Н. Крупенским и многими другими присутствовал на обеде в ресторане «Контана». Там и было положено начало новому объединению. Олсуфьев настаивал на решительности, полагал необходимым «сыграть на опережение», «не плестись» за судьбой, а «тащить ее за волосы». Он настаивал на том, что надо добиться расширения гражданских и политических прав населения, снять ограничения с национальных и религиозных меньшинств. 29 ноября 1916 года на XII съезде уполномоченных дворянских обществ Олсуфьев объяснял:
В этот блок [Прогрессивный] вошел Государственный совет, вошла Государственная дума, вошел Св. Синод со всем высшим духовенством, Рябушинские, вся русская буржуазия с миллионными капиталами, вошли все городские организации, организации рабочих, союзы. Остается один только сфинкс, это русский мужик, на которого можно опереться.
Февраль 1917 года Олсуфьев встретил в доме на Фонтанке, где родился. Пули летали по квартире. К Олсуфьеву случайно зашел студент – и был убит. После революции Олсуфьев не собирался уходить на покой. Он участвовал в создании Союза земельных собственников, выступал на публичных собраниях, не скрывал своей позиции, критиковал Временное правительство.
В ноябре 1917 года Олсуфьев оказался в Москве, в доме у Никитских Ворот. Рядом шла перестрелка юнкеров Александровского училища с большевиками. И вновь пули летали над головой Олсуфьева. И вновь опасность миновала. Но стоило ли дальше искушать судьбу? В августе 1918 года ему удалось выехать из Москвы. Некоторое время пожил в Ясной Поляне. Потом вместе с графом М. Л. Толстым направился через Клинцы в Киев, где обустроился в доме родственника – гетмана П. П. Скоропадского. Олсуфьев оставался там до января 1919 года, затем перебрался в Одессу. 23 марта 1919 года он отплыл на пароходе в Турцию. Три месяца он прожил в нищете в Константинополе. И вернулся в Россию – в Новороссийск, где у Олсуфьева было имение. Он проживал там до января 1920 года, посещал Сочи, Ростов, Таганрог, Екатеринодар, Кисловодск. В январе 1920 года Олсуфьев переехал в Варну, потом в Софию, затем в Белград и поселился в Дубровнике. Это было только началом странствия. За Дубровником последовала Бреда, потом опять Белград, Будапешт, Замеринген, Париж, Литва, Берлин, Ницца. Эти скитания объяснялись бедственным положением странника. 10 ноября 1937 года Дмитрий Адамович Олсуфьев скончался в Париже.
СТОЛЫПИН И ОКТЯБРИСТЫ
«Столыпиниана» – важное направление исследований тех, кто занимается политической, социальной или экономической историей России начала XX века. Пять столыпинских лет врезались в память современников. О них продолжают говорить и сейчас. Едва ли случайно события того времени волнуют читателей сто лет спустя, мало кого оставляя равнодушными.
Работа историка в том числе заключается в преодолении инерции – историографических пристрастий и порой заблуждений, источниковедческих привычек, наконец, самого характера письма, ведущего исследователя за собой, не давая ему даже возможности оглянуться по сторонам. Даже вопреки желанию автора историческое сочинение подчиняется законам литературных жанров: у него есть экспозиция, завязка сюжета, кульминация, развязка. С этим так или иначе приходится считаться. Любой автор вынужден соответствовать читательским ожиданиям, если он надеется, что его книгу не закроют на первой странице. Речь идет не только о форме, но и о содержании. Литературный канон сужает рамки исследования, порой заставляет видеть то, чего нет в источниках. В работы, посвященные политической истории, проникают сказочные мотивы. Столкновение добра со злом, черного с белым – часто встречаются и в монографиях. За любыми конфликтами усматриваются антагонистические противоречия, обычно укладывающиеся в дихотомическую схему: революция и реакция, власть и общество, правительство и оппозиция. Конечно, это
