ухнуло вниз. Этих людей я не звала и уж точно не ждала.
Сергей со своей матерью нарисовались. Что ж, вечер перестает быть томный.
— Пустишь? Или собралась нас в дверях держать? — укоризненно, с претензией говорит Любовь Михайловна.
Даже не удостоила меня чести поздороваться.
— А ну ка, пусти, — слышу строгий голос мамы, та протискивается и выходит на первый план. Дорвалась. — И кто это тут пришел? Шулер и его мамаша.
— Я бы попросила. Мы пришли к Матвею, и имеем на это полное право, — восклицает она и пытается сделать шаг в квартиру.
Сергей же молча смотрит, не предпринимая никаких действий. Понятно, кто тут главный.
Мама не теряется и толкает её в грудь, выпихивая, та, не ожидая такого подвоха, всплескивает руками и заваливается назад. Сергей успевает её подхватить, не давая позорно приземлиться на задницу.
Что странно, пришли на день рождения к ребенку, без подарка. У Любовь Михайловны только её дамская сумка. Всё.
Я покидаю квартиру вместе с мамой, закрывая нас от гостей. Не давая им пройти в дом.
— Да что вы себе позволяете? Как вы смеете поднимать на меня руку? Я вас засужу, — кричит она.
— Слушай сюда, Ращеколда, а лучше записывай, бери своего Шаврика, — мама кивает в сторону Сергея. — И уматывайте, пока я добрая.
— Да как вы смеете меня так оскорблять? Колхозница недоделанная, — восклицает Любовь Михайловна. Кажется, она оскорблена до глубины души. Но маму этим не проймёшь. Она наступает.
— Ты вырастила ублюдка без совести и чести. Ты ничем не лучше него. Аферистка. Не смей приходить в дом к моей дочери, — шипит на неё мама.
— Не смей так оскорблять моего сына, — наступает она. — Он не виноват, что доверился твоей дочери, поверил, а что сделала она? Подала на него в суд. — она уже брызжет слюной или ядом. Это как посмотреть. — Мы этого так не оставим, — поворачивается в мою сторону и выдаёт со злой ухмылкой. — Попомни моё слово, мы заберем у тебя Матвея. Ты его не увидии… — и тут случилось то, что я хотела сделать сама, но не успела.
Мама влепила ей пощёчину, не успела Любовь Михайловна опомниться, как получила ещё одну пощечину и ещё. Маму было не остановить.
Как в замедленной съемке, вижу, как Сергей кидается на мою маму, пытаясь её оттащить от своей. Я поворачиваю голову и нахожу глазами у соседа возле двери лыжи с палками, хватаю эту палку и что есть силы бью по спине Сергея.
Тот взвыл от боли, но это меня раззадорило, мне хотелось сделать ему физически больно. Как всё это время было больно мне. Я нанесла ему не меньше трех ударов, прежде чем он выбил у меня эту палку, и замахнувшись, дал мне пощечину, покачнулась, в ушах зазвенело. Сергей налетел на меня и припечатал к стенке, нависнув с ненавистью смотрел мне в глаза. Правой рукой схватил меня за шею. Почувствовала, как задыхаюсь.
— Как ты посмела, Дряяянь… На меня… Поднять руку, да я тебя уничтожу. Убью сука, — замахивается второй рукой, чтобы врезать мне.
Я ошарашенно наблюдаю за ним, не могу пошевелиться, и крикнуть не могу, позвать на помощь. Язык будто бы к нёбу прилип. Мне воздуха не хватает, в глазах темнеет, боже, да он сейчас меня задушит. Ещё немного, и он меня по этой самой стенке размажет. Зажмуриваюсь.
Но удара не последовало, Сергея резко оторвало от меня. Раскрыв глаза вижу, как Рома припечатал его к противоположной стене.
Ударом в живот остудил пыл этого урода на сопротивление. Потом сделал какой-то приём и тот взвыл от боли. Рома наносил удары, но так, что следов побоев я не видела, и крови тоже. Сергей скулил лежа на полу и умолял его больше не бить. Слышала, как он хрипел от боли.
Я же скатилась по стеночки и обалдело смотрела на всю эту эпопею. При этом я чувствовала удовлетворение смотря на мучения этого мерзавца. Мне было их не жаль.
Наблюдала, как моя разъяренная и злая мама лупит Любовь Михайловну её же сумкой. Та, лежа на боку пыталась закрыть своё лицо от ударов, звала на помощь, кричала о том, что её и сына убивают.
Рядом с ней в позе эмбриона лежал её сын и так же просил Рому остановиться. Обещал, что больше так не будет. Усмехаюсь.
Конечно, он же трус, если бы он знал, что я тут не одна и за меня кто-то заступится, он бы не накинулся на меня, не ударил бы.
— Я тебя предупреждаю по-хорошему, мудила, ещё раз я увижу тебя рядом с моей женой или Матвеем, я сделаю всё, чтобы ты увидел небо в решётку. Ты понял меня? — угрожающе шепчет ему Рома.
— Да, я понял. Не бей, только не бей, — умолял этот жалкий недомужик.
Так противно было наблюдать за ним.
— Забирай свою мать и уходите. Через месяц суд, увидимся там, — напоминает Рома.
— Да, да, как скажешь, — скулит это ничтожество.
— Маргарита Георгиевна, оставьте её, пусть уходят, — мама бросила сумку и отошла от еле живой Любовь Михайловны.
Та кое-как по стеночке поднялась.
— Вы обе ответите за всё, что вы сегодня сделали, — не сдаётся Любовь Михайловна, привыкла, что последнее слово всегда за ней. — Ждите и оглядывайтесь.
— Ступай, иначе я продолжу то, что не закончила. И своего афериста прихвати, — кричит им в след мама.
Она так же не привыкла сдаваться.
Тут из соседней квартиры выходит баба Сима. Хмурится. Видимо увиденное ей тоже не нравится. Предполагаю, она за всем этим цирком наблюдала через глазок.
— Ядрён батон. Вот это, Рита, ты даёшь, тебя бояться надо. О, не хило ты отлупила эту Маромойку, — Любовь Михайловна как раз проходила мимо квартиры бабы Симы.
— Челядь, — зло выплёвывает Любовь Михайловна, презрительно осматривая бабу Симу.
— На себя посмотри, такой вид, будто током пиздануло, ты смотри, как тебя перекосило…
— Ира, Рита, может полицию вызвать? Только скажи, я мигом.
— Спасибо, баб Сим, не нужно. Сами справились, — отвечаю это добродушной бабульке, она за меня волнуется, как за родную внучку.
— Ну, смотрите тогда, — закрывает за собой дверь. Нужно будет не забыть её тортом угостить.
Рома подошел ко мне и помог встать.
— Ты как? Прости меня. Я не сразу понял, что тебя нет в квартире, — боже он ещё и виноватым себя считает.
— Нееет, Рома, нет, ты ни в чём не виноват. Я сама не хотела впутывать тебя. Не хватало, чтобы у тебя ещё из-за меня проблемы были, — качаю головой.
— Ира, что я тебе
