«Что-то здесь не так», – подумала Марен, но даже не пыталась вспомнить, почему всё не так, почему её сознание отказывается включаться. Снаружи проплывали деревья с гигантскими кронами, небо было оранжевым с зелёными облаками. Мимо, размахивая хоботом, пролетел слонёнок с крыльями бабочки. Марен нерешительно помахала в ответ.
– Потрясающая экскурсия, – сказал Амос, потянув вниз ленту серпантина и откусив от неё кусок мармелада.
– О да, – согласилась Марен, но что-то внутри подсказало ей, что это не так. По какой-то причине рюкзак висел у неё на груди, и хотя она никак не могла вспомнить, что там внутри, она знала, что это важно. Автобус между тем свернул, и в поле зрения возникло огромное здание из синего кирпича. Кусты перед ним были подстрижены в виде каких-то фантастических фигур, а вывеска над дверью гласила: «МУЗЕЙ ИСКУССТВ ПАЙН-РИДЖ».
В голове Марен, когда она посмотрела на вывеску, как будто звякнул звоночек. Некая связь, некий тонкий намёк, но у неё никак не получалось сосредоточиться. Ей лишь хотелось есть конфеты и прыгать на своём прекрасном надувном диване. Рядом с ней Амос был занят тем, что набивал рот лакричными палочками.
Её рюкзак заёрзал, и она вздрогнула.
– GENOU D’ELEPHANT[50], – сказал он.
– Ты слышал? – спросила она Амоса. – Мой рюкзак говорит.
– Круто, – отозвался Амос, махнув верблюду с крыльями летучей мыши, пролетевшему мимо их окна.
Рюкзак снова зашевелился. Марен чуть-чуть расстегнула молнию, чтобы заглянуть внутрь.
– LACHE-MOI![51] – крикнул ужасный хриплый голос.
– Твой рюкзак хочет, чтобы ты его отпустила, – сказал Амос. – Наверно, потому что ты неправильно его надела.
– Нет, внутри что-то есть.
Марен было боязно снова прикасаться к молнии, но шевеление превратилось в тряску, и ей не хотелось и дальше держать то, что было внутри.
Вжик.
Из рюкзака высунулась голова зелёного кролика.
– МАРЕН ПАРТРИДЖ – КАКАШКА МОСКИТА! – крикнул он.
Растерянно моргая, Марен и Амос посмотрели на кролика.
– Что-что?
И вновь в голове у Марен как будто что-то защекотало и запрыгало, но она не могла понять, что именно.
Кролик наклонил набок голову.
– ЭКСКУРСИЯ?
– Да, мы на экскурсии, – сказала Марен. – Это круто.
– ZUT ALORS![52] – крикнул кролик и нырнул обратно в сумку.
– Похоже, он не хочет выходить наружу, – сказал Амос.
Рюкзак снова задёргался, и Марен чуть не уронила его, но затем кролик вновь высунул пушистую зелёную голову. Во рту у него было зажато нечто крошечное, похожее на чайный пакетик.
– MANGE ÇA[53], – прохрипел он, бросив его в руку Марен.
Марен смутно узнала пакетик – он точно был важен, но всякий раз, когда она была близка к тому, чтобы вспомнить почему, её мозг переключался на конфеты, или на надувной диван, или на оранжевое небо за окном. Или на то странное ощущение, что всё, что вот-вот произойдёт в этом музее, будет потрясающим.
– Он хочет, чтобы ты это съела, – сказал Амос, сморщив от отвращения нос.
Марен поднесла пакетик к носу и ощутила запах мяты, кофе и бекона.
– Пахнет мятой и завтраком.
– Я бы не советовал тебе есть то, что дают кролики, – сказал Амос, когда мимо автобуса, хлопая клешнями, как кастаньетами, боком пробежал краб в цилиндре размером с диван.
– Пожалуй, ты прав, – сказала Марен, хотя всё ещё не была уверена.
– Итак, дети, нам пора выходить!
Водительница автобуса поднялась со своего места и повернулась к ним лицом. У Марен тотчас перехватило дыхание: было в этой женщине нечто странное. На ней было длинное платье цвета полуночи, усеянное серебряными звёздами, а её лунно-белые волосы ниспадали до талии. Хотя её лицо было изрезано глубокими морщинами, глаза были пронзительного оттенка бирюзы, очень яркие.
– Ух ты! – прошептал Амос, потрясённый не меньше Марен.
– На полу для каждого из вас есть жёлтый мешок, – сказала женщина. – Обязательно возьмите его, прежде чем выйти из автобуса.
От слов женщины в груди Марен потеплело. Ей хотелось одного: во всём слушаться эту удивительную, ослепительную, прекрасную женщину. Она не сомневалась: всё, что они собирались сделать, было нужным и правильным. Но когда она потянулась за сумкой, что-то острое ткнуло её в щёку.
– Кыш! – сказала она кролику. Тот забрался ей на плечо и собственным ртом пытался засунуть ей в рот один из забавных маленьких пакетиков. – Фу!
– Reveille-toi[54], – прошептал он, надавливая более настойчиво.
– Прекрати, – прошипела она в ответ. – Амос, ты не мог бы мне помочь?
– Извини, мне нужно идти, – сказал Амос. Он пошёл по проходу вместе с другими ребятами. – Это действительно важно.
– Я знаю!
За этим последовал внезапный хаотичный шквал летящей шерсти и настойчивых кроличьих лап, и Марен упала навзничь. Кролик вцепился одной лапой ей в нос, а другой – в подбородок и рывком открыл ей рот, который мгновенно наполнился мятой, кофе, беконом и лёгким резиновым привкусом. Всё вокруг неё начало таять и сливаться.
Марен моргнула.
Она лежала на затхлом сиденье в пустом школьном автобусе. Кушетки и ленты серпантина исчезли, зато крепко пахло потными ногами. У неё на груди, склонив голову, стоял Анри – вовсе не кролик – и чёрным глазом-бусинкой пристально наблюдал за ней.
– Спасибо, Анри, – пробормотала она, потирая подбородок в том месте, где его поцарапал птичий коготь, и чувствуя тошноту. Она вспомнила всё из своего сна – похоже, лекарство Лишты противодействовало тому, что заставляло жертв Кармеллы всё забыть. Но ощущение было такое, будто она внезапно вынырнула из глубокой воды. В левом ухе звенело, и всё вокруг казалось чуть наклонным.
– LE GARÇON![55] – настойчиво сказал Анри.
Марен потёрла глаза.
– Ты же знаешь, я не понимаю по-французски. Водительница автобуса ушла? Мне нужно найти Амоса, но сначала я должна выпустить тебя.
– AMOS, GARÇON, OUI![56] – Анри попрыгал взад-вперёд, затем нырнул обратно в сумку и с видом триумфатора вынырнул оттуда с блестящей серебряной английской булавкой.
