Легкое, невесомое почти. Одно из тех, что передал мне водитель Шварца вместе с питанием.
Тогда я это восприняла как издевку, ведь из квартиры меня все равно не выпускают.
А сейчас медленно натянула его на себя. Пальцами разгладила спутанные волосы, отбросила их за спину.
Он знал, что я выйду.
Сколько угодно могу в лицо ему словами плеваться, что пусть убивает, только бы не с ним.
Не пусть.
Если бы он орал, руки заламывал и обещал до леса в багажнике прокатить — это был бы гнев, всего лишь гнев.
А когда его лицо застыло, и ни один мускул не дрогнул, когда в глазах пустота и холод, а голос ровный — это уже правда.
Я до жути боюсь. И хочу жить.
— У меня паспорта нет, — напомнила, показавшись в дверях.
Шварц обернулся. Взглядом по мне скользнул с ног до головы — удовлетворенным, собственническим. Хлопнул по карману пиджака, показывая, что мои документы у него с собой.
— Я рад, — кратко похвалил мое решение.
Он вышел из квартиры, я следом. Он в лифте поехал, а я зачем-то поперлась по лестнице — жалкая попытка крохи своей независимости от этого мужчины отстоять.
На улице закружилась голова.
Торчать в окне по утрам — это одно. А когда теплый ветерок продувает платье — по коже мурашки бегут от удовольствия.
Шла не торопясь, озираясь по сторонам, будто на другой планете жила. Наткнулась на его взгляд — Макар сидит за рулем и глаз с меня не сводит.
Молча уселась в салон Мерседеса.
Мы едем, я смотрю в окно на небо, по которому плывут облака и не верю, не поверю, наверное, даже когда в паспорте будет штамп стоять — настолько реальность похожа на сон.
— А где… — хотела спросить, где свидетели, но Макар вдруг сбросил скорость и сжал руки на руле.
И вовремя — нам наперерез метнулась знакомая машина. По асфальту завизжали шины, поднялась пыль.
— Ой! — вскрикнула и при торможении больно ударилась коленями в панель. Меня тряхнуло, волосы упали на лицо. Смахнула их и посмотрела вперед.
Краткая заминка — и люди замедляют шаг, все видят номера на автомобилях и понимают — что-то будет.
У меня нехорошее предчувствие.
Из авто, преградившей нам дорогу, на улицу выбрался Артур.
Он двинулся к нам. Неровной, какой-то деревянной походкой.
Сощурилась на солнце, не сразу разобрала, что у него в руках. Это…это похоже на…
Оружие, он идет на нас с оружием, у него в руках пистолет.
Вжалась в сиденье и повернулась на Макара.
Его губы плотно сжаты, наморщен лоб, он уставился на Артура и, кажется, вечность прошла, хотя на самом деле — доли секунды, за которые он принимал решение.
И принял.
Резкое движение — он едва не выбил дверцу бардачка, нырнул туда рукой и тоже достал пистолет. Его будто в спину толкнули, так он вылетел из машины, широким шагом навстречу врагу, с оружием в вытянутой руке.
Господи.
Выстрелы прозвучали одновременно, слились в один долгий и страшный грохот, вокруг завизжали люди.
Как в замедленной съемке.
Оба мужчины рухнули на асфальт.
Пальцы не гнутся и дверь не подчиняется, в ушах звенит и в голове бьется мысль: они убили друг друга, убили, я свободы желала — а она вот такая, с кровью на асфальте и какой-то пустотой внутри.
Вывалилась на улицу и поднялась, развернулась и побежала, мимо дома и в арку, в зеленый и тихий двор, вместо свадьбы похороны.
Вместо любви смерть.