сторона приняла это предложение американцев, посчитав его признаком слабости и поверив, что в противостоянии двух держав произошёл коренной перелом — в нашу пользу. При этом темпы роста мобилизационно ориентированных производств в СССР были сохранены, американцы же их немедленно свернули. Мы считали себя победителями. Как выяснилось позже, напрасно.
США на фоне разрядки нашли очередное — и последнее — финансовое решение для выхода из своего очередного кризиса. Они начали занимать. Это политэкономическое изобретение получило название «рейганомики». В результате «дерегулирования банковской деятельности» разрешили покупать ценные бумаги всем банкам (а не только инвестиционным, как было до того). Биржа стала площадкой для возведения финансовых пирамид. Вывоз капитала из постсоветской России — и не только в 1990-е — поддержал благоденствие США ещё на два десятилетия. Но не на три.
Сегодня долг США таков, что обслуживать его при минимальной положительной ставке неподъёмно, а нулевая ставка не позволяет делать деньги из денег — конец финансовому господству над производством и торговлей. Так что остаётся просто «печатать» — начался неуправляемый рост эмиссии доллара на фоне его неизбежной системной инфляции. Так называемый Вашингтонский консенсус 1989 года — догма о запрете эмиссии — рухнул.
Вместе с кражей США российских долларовых резервов эти обстоятельства толкают крупнейших участников мировой долларовой финансовой системы покинуть её.
Финансовая победа США над СССР
Американский ответ на собственное поражение в 1970-х не мог лежать в силовой плоскости, хотя, казалось бы, ещё совсем недавно, во время Карибского кризиса 1962 года, другая модальность противоборства просто не предполагалась. В 1970-е ответ США был подлинно асимметричным. Началось использование новой финансовой схемы, элементы которой, впрочем, были тщательно продуманы, подготовлены и применены ранее, сразу после войны.
«Мировыми деньгами» после войны стал доллар — вместо британского фунта стерлингов. Особенность новых денег, кроме того, что именно они стали мировыми, заключалась в принципиальном отказе от металлического, то есть объективного обеспечения — с согласия всех участников новой финансовой системы. Таким образом, новые деньги обеспечивались только общей верой участников системы в США, в их мировую роль и платёжеспособность. Сфера оборота доллара оказалась много шире внутреннего пространства США. Сфера обращения рубля была заведомо меньше.
Получение «валюты» — долларов США — от продажи нефти стало одной из важнейших экономических задач нашего государства. На эти нефтедоллары мы стремились купить самое необходимое, обычно втридорога и через посредников. Показательна в этом отношении история покупки нами у ФРГ труб большого диаметра для наших газопроводов в ту же Западную Германию, которые не могли произвести сами. Мы их приобрели под поставки газа. США были категорически против этого контракта. Технологии и знания купить было невозможно в принципе — как, впрочем, и сейчас. Поэтому «валюта» рассматривалась как важный экономический ресурс. Однако, включившись в мировую финансовую систему — систему североамериканского доллара — мы объективно «подписались» под мировой верой в превосходство США. Неудивительно, что работники внешнеторговых ведомств Советского Союза стали одним из передовых отрядов по переносу к нам идеологии главенства Запада и уничтожения СССР.
Чтобы получить валюту, мы продавали — и продаём — нефть и газ. США просто занимали у всего мира и печатали наличность (сегодня это уже сверхэмиссия). С начала 1980-х внешний долг США растёт уже не линейно, а геометрически. Выпускаются ничем не обеспеченные наличные и безналичные доллары, государственные долговые обязательства, многочисленные дополнительные эмиссии ценных бумаг американских компаний и производных финансовых инструментов[38]. Американская долговая пирамида обеспечила невиданное диспаритетное финансирование американской экономики против всего остального мира и, главное, против СССР.
При этом полученные средства США направляются через механизм внутреннего кредита прежде всего не в опережающее развитие производства или науки, а в потребление — «витрину» свободного рынка и всеобщей либеральной демократии по-американски — и на финансирование ВПК и вооружённых сил, обеспечивающих страх перед гегемоном. Таким образом решались не только идеологические задачи противоборства с СССР, но и задача подчинения Западной Европы, которая тоже должна завидовать США. То же самое США пытаются делать и сегодня, хотя параметры ситуации серьёзно изменились. Россия не противоборствует США, но и не подчиняется им. И за ней в том же направлении суверенно следуют Китай, Индия, Латинская Америка, Африка, Азия — все, кому СССР помогал выйти из колониального состояния.
Чтобы обеспечить приток финансовых средств со всего мира в пирамиду, была создана утопия об «активах нового типа», о новом типе общества — «постиндустриальном», которое якобы уже строится и которое приумножит втянутые со всего мира капиталы, обеспечит больший процент, чем оставшееся в историческом прошлом реальное и наличное индустриальное общество. Словами дело не ограничилось: была проведена реальная деиндустриализация североамериканской экономики с выносом производств в другие страны — в Китай и другие страны Азии. Рабский труд был перенесён туда, где на него согласились. Для России это было и остаётся неприемлемым. При этом особые отношения США с Китаем начали выстраиваться именно тогда, когда превосходство СССР над США стало очевидным. Сегодня страны, ранее согласившиеся на такое нео-рабство, всё активнее выходят из этого состояния.
Постиндустриальная иллюзия: «активы развития», основанные на якобы радикально меняющих мир изобретениях и открытиях, — оказались в основном лишь имитацией открытий и изобретений времён промышленной революции, скорость научно-технического прогресса объективно сильно упала уже во второй половине ХХ века.
У нас, однако, многие поначалу поверили в постиндустриальную утопию. Им показалось, что будущее принадлежит «непыльным» профессиям юристов, экономистов, менеджеров, а не рабочих, инженеров и учёных. С учётом предшествующего признания нами доллара как валюты (ценности) судьба дальнейшего экономического «состязания» с США была очевидна. «Нереальная» экономика, располагающая неограниченным кредитом всего мира и опирающаяся на привычный капиталу рабский труд, выиграет у любой реальной экономики с социальной нагрузкой.
Последнее очень важно, так как реальный дефицит потребления, который начал испытывать СССР непосредственно перед своим распадом[39], вообще носил искусственный характер, был организован изнутри страны (сухой закон, уничтожение кинематографа, отказ от монополии внешней торговли) и никоим образом не мог быть сам по себе причиной катастрофы. Мы переживали и значительно худшие времена — голод, разруху, войну. Эти искусственно созданные дополнительные экономические трудности послужили лишь спусковым механизмом для финального крушения советской идеологии — светской веры в коммунизмсоциализм — и привели к краху власти, которая держалась на этой вере.
Последний удар
Экономические проблемы СССР периода 1989–1991 годов имеют природу заговора — как с подвозом хлеба в Петроград 1917-го.
Трудно переоценить вклады в государственный бюджет тех лет от продажи алкоголя и от кинопроката. Первый выпал благодаря целенаправленной и совершенно бессмысленной
