ласково промурлыкала:
— Купите себе зонтик, молодой человек… А лучше — машину.
Я увидел у Гордеева некоторое замешательство, словно посыпалась штукатурка на праздничном фасаде его широкого самодовольного лица, но это длилось недолго, буквально пару секунд, и вновь восторжествовала его непобедимая мужская сущность. Готовых вариантов ответа у него не было, поэтому он ещё какое-то время широко улыбался, слегка подмигивая правым глазом, а она продолжила удивлять нас своей непосредственностью:
— Пытаетесь за мной приударить? — спросила она, пожирая его своими завидущими глазами; он сглотнул слюнку и молча кивнул головой. — Боюсь, что это может Вам дорого стоить.
— А никто и не собирается мелочиться, — парировал Гордеев.
— Ну тогда берите ручку и записывайте, — предложила она, взглянув в мою сторону и слегка приподняв уголки губ; я тоже улыбнулся ей в ответ, довольно натянутой улыбкой.
— Я запомню, — уверено сказал Гордеев. — Я злопамятный.
Девушка произнесла шесть цифр и вкрадчиво добавила: «Кстати, меня зовут Мариной». Потом она отправилась на своё место, а мы молча следили за её легкой грациозной походкой в фарватере между столиками. Постепенно она растворилась в табачном дыму.
— Вот это женщина! — восхищённо воскликнул я. — Будешь ей звонить?
— Нет, конечно, — спокойно ответил Славян.
— А на кой чёрт ты попросил у неё номер телефона?
— Я попросил?! — возмущённо воскликнул Гордеев. — Да она буквально навязалась на мою голову, эмансипированная сучка!
— А чё ты с ней вообще языками зацепился? Мадам, я дико извиняюсь… Тоже мне — светский лев.
— Я не узнал её вначале… Раньше она была блондинкой, — оправдывался Гордеев. — А когда узнал, отступать было уже поздно.
— А кто она? Кручёная, как поросячий хвостик?
— Вот именно… Это бывшая жена Трофима. Бывшая подружка Ноля. С Вовой Бешенным путалась ещё в начале девяностых, пока его не грохнули. Короче — бандитская подстилка.
— А в чём, собственно, проблема? — удивился я. — Ты на мента совершенно не похож, и с распальцовкой у тебя всё в порядке. Подъехал бы тихим фраером…
— В том-то и дело, что она меня знает… У неё — продуктовый магазин на Пархоменко.
— И как-то странно она себя повела, — задумчиво произнёс Гордеев. — Меня вообще настораживает, когда женщина проявляет инициативу.
— И что означает её фраза «это будет Вам дорого стоить»? — От удивления я даже почесал затылок. — Она кто — лакшери-проститутка или чёрная вдова? Что за понты?
— Да все они проститутки! — резко ответил Гордеев, прихватив двумя пальчиками горлышко графина. — Только одни продают себя в розницу, а другие ищут оптового покупателя. Я даже не хочу заморачиваться на тему — что она имела в виду?
Мы опрокинули по рюмашке и ещё раз внимательно осмотрели зал. Наша новая знакомая веселилась в компании каких-то дородных баб, — они отсвечивали золотыми побрякушками и явно смахивали на работников торговли. За барной стойкой сидели две шикарные девицы, — они цмыкали кофеёк из маленьких чашечек, курили длинные чёрные сигареты, о чём-то мило беседовали, и было понятно по их надменно вздёрнутым носикам, что они давно уже пристроили в тёплое местечко свои аппетитные попки.
В основном какие-то бледные поганочки были разбросаны по залу, — как говорится, ни кожи ни рожи. В темноте шарахались пьяные тётки, натыкаясь на стулья. В проходе уже кто-то танцевал под группу «Demo». По большому счёту мне было плевать на эту субботнюю кутерьму, на эту развязанную публику, на этих пьяных баб, поскольку моя задача была предельно проста: напиться до полной потери чувственности и каким-то образом «обмануть» ещё один выходной. Телефонов повсюду было как грибов после дождя, и я в любой момент мог сорваться, но капитан Гордеев контролировал ситуацию и никогда бы этого не допустил.
— Да-а-а, на многое придётся закрыть глаза, — молвил Славка, обводя разочарованным взглядом собравшихся для разврата.
— Ты хотел сказать — залить? — Я громко рассмеялся, а он даже не улыбнулся в ответ; всё продолжал озираться, словно параноик.
— В прошлый раз мы тоже искали компромисс, — начал я вспоминать нашу последнею вылазку на «охоту». — Ты помнишь, в какой бедлам мы попали? Я всю ночь боялся, что нас либо отравят клофелином, либо затрахают до смерти, а ты на следующее утро не мог поднять глаза… Как её там звали? Людок?
— Ну прекрати-и-и, — мучительно застонал Гордеев и сморщился как от зубной боли. — Я неделю пытался её забыть, но в памяти постоянно всплывала эта чёрная бородавка на щеке. Блядь! Зачем ты мне об этом напомнил?
— А что бы не допускать подобных ошибок! — воскликнул я. — Пока трезвые, с амбициями всё в порядке, но стоит нажраться и потерять с первыми лучиками солнца последнюю надежду, хватаем уже всё подряд, словно голодные псы. Я не вижу в этом смысла — зачем убивать последние иллюзии? — Небрежно стряхиваю пепел мимо пепельницы. — Мы столько раз уже это делали, что совершенно потеряли к этому вкус.
— Давай в шахматишки перекинемся, — предложил я, — или поедем в бильярдную…
Он ущипнул меня очень больно.
— Что?!! — закричал я с таким видом, будто истекаю кровью.
— О таких вещах даже не смей заикаться… Слышишь? — он шипел, словно прохудившийся шланг.
— Только представь на секундочку и сразу же забудь… Сразу! — Он даже рубанул по воздуху ребром ладони, словно отсекая любую возможность катастрофических последствий. — Представь, что эта крамольная мысль придёт в голову не только тебе, а очень многим людям, и они поймут бессмысленность этой вечной возни под одеялом и репродукции таких же, как они, идиотов и неудачников… Тогда секс перестанет быть единственным органичным культом на планете и перестанет цементировать общество, объединяя в комплементарную систему чужеродные антагонизмы, коими являются мужчины и женщины. Что последует за этим? Страшно подумать — ни то что высказать! Не шали с такими мыслями, Эдичка. Не надо нам этого.
Взывая к моей гражданской ответственности, Гордеев скорчил такую уморительную физиономию, что я покатился со смеху и ответил ему тоном дегенеративного подростка, который поклялся больше не дрочить:
— Ну ладно (гундосо и протяжно), давай тогда искать тёлок, а то болтаем-болтаем о всякой ерунде, только время теряем зря.
Конечно, я понимал, что он валяет дурака, и он ещё долго поглядывал на меня с опаской и тихонько
