представить, что это из этого может выйти, но Феликс Ричковский всех нас постоянно подбадривал, что не давало опустить руки.
В среду на занятие с Лукрецким я шла без всякого энтузиазма. В этот раз он задерживался, и мне пришлось коротать время у окна. Отсюда также частично открылся вид на главную аллею и статуи богов. Мимо них то и дело проходили студенты, кто-то спеша, кто-то прогуливаясь, и ни один не замечал ничего странного. Сегодня на утренней пробежке мы с Марком вновь завернули туда же, но статуи больше не «чудили».
— О, ты уже здесь, Диана, — окликнул меня Лукрецкий. — Извини, задержался.
Роберт выглядел озабоченным и чуточку раздраженным. Впрочем, он в последнее время часто такой.
— Давай сразу с разминки и потом на тренажеры, — велел Лукрецкий, только мы переступили порог зала. — И выкладываться на полную, ясно?
Я кивнула и приступила к разминочным упражнениям.
— Бегаешь? — спросил ректор, наблюдая за мной.
— Да, по утрам, — отозвалась я.
— Хорошо, — он кивнул и показал на тренажер. — Теперь туда.
Сегодня он не жалел нагрузки, увеличивая ее раз от раза. После рук были ноги, потом пресс, и снова руки… В какой-то момент я обратила внимание, что у меня на руках появились мозоли и ссадины. Перед глазами уже все плыло, едва хватало дыхания.
— Давай, давай, — не отставал Роберт. — Не филонь…
— Я не могу… — я вдруг поняла, что действительно не в состоянии сделать и движения. — Простите…
— Через не могу! — гаркнул Лукрецкий. — Давай! Осталось немного!
Я попыталась подняться, но вдруг земля ушла у меня из-под ног. Я упала, задыхаясь от слабости и стыда.
— Простите… — снова прошептала я.
— У родителей своих будешь просить прощения, — жестко произнес Роберт.
На глаза навернулись непрошенные слезы, я сцепила зубы, стараясь вновь встать. Но увы…
— Ну же! — Лукрецкий угрожающе нагнулся надо мной, а я вся сжалась. От страха.
— Отстань от нее! — от этого голоса и одновременно хлопнувшей двери, я вздрогнула. Приподняла голову и не поверила своим глазам. Александр. Какого черта?
— А ты что здесь делаешь? — рявкнул на него Лукрецкий.
— Вообще-то, пришел поговорить, — отозвался тот, закрывая дверь ногой.
— Потом поговорим. Не видишь, я занят.
— Я вижу, чем ты занят. Нашел себе новую жертву?
— Это тебя не касается, — процедил ректор. — Уходи.
— Ошибаешься, это меня касается, — холодно произнес Александр и подошел ко мне. Протянул руку, помогая встать.
— Нарываешься на наказание? — скривил рот Роберт.
Александр же в ответ усмехнулся.
— Точно нарываешься, щенок, — Лукрецкий внезапно схватил его за грудки.
— Не надо, пожалуйста! — я испугалась, что из-за меня сейчас Алекс может пострадать, и схватила Роберта за руку, останавливая.
— Вижу, ты хочешь разделить с ним наказание, Диана? — он выдернул руку. — Я думал, ты разумнее.
— За что вы с ним так? — не выдержала я. — Что он вам сделал?
— Не лезь не в свое дело, девочка, и учись контролировать свои мысли и эмоции, — взгляд Роберта потемнел. — Особенно когда многого не знаешь.
— Я не могу выносить несправедливость, — прошептала я.
Теперь взгляд Лукрецкого пробирал насквозь.
— Будете наказаны оба, — отчеканил он.
— Что, Диану тоже отправишь на Вечный остров? — на щеках Александра перекатывались желваки. — Просто за то, что она не может стать по щелчку той, кого хочешь видеть в ней ты? Она всего лишь девушка… И дочь твоего друга, между прочим. Сына его ты уже лишил магии, теперь решил…
— В Зрячую башню, — стальным голосом произнес Лукрецкий. — Оба. До утра.
Глава 22
Я лишь отдаленно слышала о Зрячей башне и ни разу, как о месте наказания. А вот Алекс, кажется, был не удивлен. Он лишь смазано ухмыльнулся и первый направился к выходу. Лукрецкий шел за нами, и я все время ощущала его взгляд на своем затылке.
Башня находилась недалеко, и к ней можно было пройти по внутреннему коридору. Затем пришлось подниматься по темной винтовой лестнице, которая заканчивалась невысокой дверцей. Лукрецкий ее открыл и пропустил нас внутрь.
— Утром вас выпустят, — произнес он. — Надеюсь, эта ночь вправит вам мозги. Обоим.
Дверь захлопнулась со скрежетом, щелкнул замок, и мы с Александром остались вдвоем в полутемном помещении. Из двух узких окон, расположенных друг напротив друга, лился вечерний свет. Солнце садилось, и небо постепенно окрашивалось в сизый цвет.
— Не надо было меня защищать, — тихо произнесла я, глядя Александру в спину. — Хотя я и благодарна тебе.
— Это тебе не нужно было защищать меня, — глухо отозвался он, направляясь к одному из окон. — Не оказалась бы тогда здесь, вместе со мной. Не лучше место для ночевки, поверь.
— А ты здесь уже был когда-то? — спросила я.
— Нет, первый раз, — Алекс с непонятным мне любопытством начал выглядывать в окно. Потом подергал решетку, проверяя на прочность.
— Хочешь сбежать? — заподозрила я.
Он отрицательно качнул головой:
— Просто кое-что интересует снаружи…
— Может, поделишься? — осторожно уточнила я. Мне показалось, что он как-то подозрительно воодушевлен, что весьма странно в такой ситуации. — Хотя… Ты опять скажешь, что лезу не в свое дело, — вздохнула я, горько усмехнувшись, и села на какой-то перевернутый ящик. — В этом вы с Робертом очень похожи.
Александр на это неприязненно поморщился.
— О какой жертве ты говорил там, в зале? — спросила я тогда. — Это я хотя бы могу знать? Ведь оно, кажется, касается меня. И ты упомянул моих родителей, Яна… Почему? И почему обращался к Роберту на «ты»? Вы с ним не просто из одного мира, да? Кто вы друг другу?
Александр не обернулся, но его спина заметно напряглась, а пальцы сильнее вцепились в решетку.
Внутри меня стала подниматься необъяснимая злость. На Алекса. На Лукрецкого. На себя, что позволяю быть пешкой в их непонятном противостоянии. А молчание Александра подстегнуло задать следующий вопрос:
— Вы родственники? Кто он тебе? Дядя? Или тоже друг семьи? Или…. Может, отец?
— Угадала, — едва услышала ответ Алекса.
— Что? В чем именно? — опешила я.
Александр повернулся наконец ко мне лицом и переплел руки на груди.
— Угадала, — повторил он. — Лукрецкий — мой отец.
— Родной? — уточнила я, ошеломленная.
— Увы, да, — Алекс усмехнулся.
— Но у вас разные фамилии…
— У меня фамилия матери. Я сменил фамилию после соврешенолетия.
— А что с отцом? Почему у вас такие отношения?
— Дела
