«Берегите женщин» всё ещё дожидались своей очереди попасть в репертуар субботних концертов. Рокотов лишь вздохнул, когда получил от меня их ноты (теперь я понял, почему). Сергей поблагодарил меня, но мужественно отложил модные сейчас песни на «после конкурса».
В воскресенье пятнадцатого ноября Алина принесла очередную партию отпечатанных её бабушкой страниц книги — я передал ей следующую тетрадь. На следующий день разложил листы по папкам. Прикинул, что готова пока только треть рукописи. Работу над книгой затормозили поездка в Москву и возня с музыкой для песен. Подумал, что просижу над одним единственным романом едва ли не до лета, если не ускорю работу. Поэтому снова включил «режим ускоренного написания». Едва переступал после школы порог квартиры, как выбрасывал из головы все мысли, не касавшиеся сюжета моей истории. Игнорировал все приглашения на «прогулки» и на «чай». Выбирался по вечерам из дома лишь по субботам. А по воскресеньям засиживался за ужином в компании мамы и своей «невесты».
Двадцать второго ноября семейный ужин не состоялся. Потому что накануне, после субботнего концерта, Рокотов мне сообщил: завтра у его ансамбля будет генеральная репетиция. «Продемонстрируем наши конкурсные номера руководству Дворца культуры, — сказал Сергей. — Выслушаем мнение экспертов. Останется чуть больше недели на устранение недочётов. Музыкальные номера готовы. А вот костюмы ансамбля мне пока не нравятся. Посмотрим, что посоветует мама Беллы. Она женщина умная. И опытная». Днём я с печальным вздохом спрятал в ящик стола рукопись. И отправился к Волковой: вчера пообещал ей, что отнесу в ДК чехол с её нарядом. Алина ждала меня. Тут же вручила мою ношу. «Мамино концертное платье, — сказала она. — Ничего лучше у меня для конкурса нет».
* * *
Воскресный мини-концерт ВИА «Солнечные котята» устроил в танцевальном зале. Там собрались пять солидных на вид женщин (я узнал только директора ДК: маму Изабеллы Корж). Они уселись на заранее принесённые в зал кресла, тихо переговаривались, дожидались, когда наряженные в строгие тёмно-серые костюмы Веник и Бурый подготовят к работе музыкальные инструменты. Я стал чуть в стороне от женщин — изображал «молодёжную массовку», дожидался начала концерта, прокручивал в голове запланированные на следующую главу диалоги персонажей. В зал явились Рокот и Чага (в таких же костюмах, в каких суетились на сцене их коллеги). Рокотов сейчас не походил на музыканта — выглядел адвокатом или мелким чиновником. Парни взобрались на подмостки, подключили гитары. Эмоционально посовещались в центре сцены.
Я наблюдал за музыкантами — едва не пропустил момент, когда вошли Алина и Белла. Корж явилась в своём обычном наряде: в джинсах и тонкой блузе. На неё я взглянул мельком. И тут же переключил внимание на Волкову. Так поступил не только я. Музыканты прервали совещание, уставились на поднимавшихся по ступеням девиц. Женщины на зрительских местах тоже притихли: пристально рассматривали Алинин наряд. «Мамино концертное платье», — вспомнил я пояснение Волковой. Отметил: «Длинное: в пол; по фигуре». И тут же подумал: «Под цвет глаз». Сообразил, что не знаю, каким цветом были глаза Алининой мамы. Но пурпурный цвет платья идеально подходил Волковой. Именно такими были её глаза сегодня: не голубыми, не лиловыми — пурпурными, как и сейчас. Заметил, что любуюсь не платьем, а очертаниями Алининого тела. Вздохнул, ухмыльнулся, поправил очки.
Певица выслушала наставления лидера ансамбля, кивнула. Её распущенные по плечам волосы будто заискрились. Алина прошла к стойке с микрофоном, улыбнулась и поприветствовала собравшихся в зале гостей (проверила работу оборудования: обошлась без «раз, раз»). Объявила: «Сейчас мы исполним музыкальную композицию „Комсомольское лето“. Её мы представим жюри в первом туре конкурса». Из динамиков полилось гитарное соло Рокотова: вступление. Справа от меня встала Изабелла. Я почувствовал аромат её духов. Белла толкнула меня локтем в бок и шепнула: «Какая же она красавица! Повезло тебе с ней, Котёнок». И тут же добавила: «Линка пообещала, что одолжит мне своё платье в следующем году: на выпускной». Директорша Дворца культуры обернулась — шикнула на дочь. Изабелла притихла, спряталась от взгляда матери у меня за спиной.
— Крепнет молодая смена…
При первых же звуках Алининого голоса я вновь затаил дыхание. «Никогда такого не было, а тут опять…» — поддразнил я сам себя. Улыбнулся, не сводил глаз с замершей у стойки с микрофоном певицы. Рассматривал изгибы Алининого тела. И лицо Волковой: напомаженные губы, припудренные веснушки на скулах и переносице, тонкие подкрашенные брови (шрам на правой брови сейчас был едва заметен). Любовался медным оттенком её волос. Следил за вздрагивавшей на Алининой шее жилкой. Заметил, как Волкова прижимала к бёдрам ладони; отметил, что она почти не двигалась, не прикасалась к микрофону. Будто читала со сцены торжественные стихи о партии, а не разрывала сердца слушателей своим пением. «Так не годится… — подумал я. — Уитни Хьюстом бы так не стояла. Я уже молчу о там, как выплясывала бы сейчас Дженнифер Лопес или даже Алла Пугачёва».
Заметил, что Рокотов слегка ускорил темп придуманной мною композиции. Успокоил заворочавшуюся в душе ревность. Потому что с удивлением обнаружил, что так песня звучала даже лучше, чем её первоначальная, живущая теперь только в моей голове версия. В музыку словно добавили энергии. Теперь она не просто звучала «ярко и свежо». Она завораживала почти как пение Волковой. И подстёгивала работу воображения: перед мысленным взором мелькали бравые комсомольцы, вершившие «великие дела» во имя величия своей социалистической Родины. Я заметил, что рассуждал о комсомольцах без скепсиса и иронии, как того и требовала песня. Решил, что и Алининому голосу новый темп помогал звучать мощнее, увереннее. Я подумал: «Никто и не утверждал, что я гениальный композитор и что моя версия музыкального ряда — истина в последней инстанции».
Почувствовал, как Белла схватила меня за локоть. Скосил взгляд на лицо подружки Рокотова. Увидел, что разглядывала она не Сергея. Белла не сводила глаз с Волковой. И даже шевелила губами: подпевала. Будто воображала себя стоящей около микрофона и наряженной в пурпурное концертное платье. Дамы из руководства Дворца культуры не пели. Но и не перешёптывались, не делились впечатлениями. Они заворожено взирали на сцену: и будто бы не дышали — почти как я, когда слышал Алинино пение. «А может и не нужно ей изображать Пугачёву, — подумал я. — Вон как наши тётки заслушались. Будет конкурс ВИА, а не шоу для молодёжи. Музыка, голос, костюмы… А ели там окажется и рудогорская Уитни Хьюстон, то может случиться перебор. Пришьют „преклонение перед гнилым Западом“ — парни и Волкова устанут оправдываться. И останутся без заслуженного диплома».
Одну за другой ансамбль исполнил приготовленные для республиканского фестиваля песни. Предчувствия меня не обманули: Рокотов подправил и две другие придуманные мной музыкальные композиции. Его правки были незначительными. Но я их заметил. Согласился не со всеми. Но признал, что такой вариант песен тоже имел право на жизнь. Певица исполнила финальные строки припева «Неба молодых». В моём воображении среди белых облаков ещё мелькали очертания самолёта. А воздух зала словно дрожал от рёва мощного двигателя. Волкова пропела заключительные ноты. Гитара Рокотова отыграла финальные аккорды. Какое-то время в зале царила тишина, когда в динамиках смолкла музыка. Я не сразу понял, что выступление завершено. Алина взглянула на меня. Показал ей оттопыренный большой палец, одними губами произнёс: «Молодец!» Волкова улыбнулась.
Со своего места встала мама Изабеллы Корж.
— Всё замечательно, — сказала она. — У девочки сильный голос. Может, и не зря вы съездите. Но только костюмы у вас ни к чёрту. Платье у девчонки нормальное. Его оставим. Мальчики, ваши костюмы скучные и не интересные. Вы же не на похоронах будете петь! Новые мы уже не пошьём. Поэтому наденете шляпы и… яркие весёленькие галстуки!
— Лучше галстуки-бабочки, — подсказал я.
Директорша взглянула на меня.
Спросила:
— Ты кто такой?
— Котёнок, — сказал я.
Женщина повернулась к Рокотову, направила в потолок указательный палец.
— Вот! — сказала она. — Соображает ваш Котёнок.
Покачала головой.
— Вы же не траурная процессия, а «Солнечные котята»! — заявила она. — Солнечные! Поэтому снимайте с шей ваши скучные хомуты и нацепите жёлтые бабочки. К следующему понедельнику я вам их раздобуду. Ну а чтобы вы все вместе хорошо смотрелись… вашей солистке я дам жёлтые туфли и жёлтые ленты. Вот тогда вы и станете «солнечными».
* * *
Накануне отъезда, вечером второго декабря, вокально-инструментальный ансамбль «Солнечные котята» собрался в репетиционном зале ДК в полном составе. Поддержать их пришёл я (по просьбе
