стены. Какая же это махина, дух захватывает. Он мог бы часами пялиться на неё. Да и друзья не отрывают взгляд. И не видно, где её вершина. Может, башня и не кончается. Пронзает все миры и в каждом предстаёт в новом обличье – ось Вселенной. Как рассказывал Хранитель пути: Темногорье – это шишка, где каждая чешуйка – свой мир. А вокзал тысячи миров – стержень шишки.
Дверь слилась со стеной, лишь прорези указывали на её присутствие. Приш толкнул, дверь не поддалась. Глеб попробовал сдвинуть вбок – то же самое. И лишь когда Мёнгере встала рядом с ними, что-то загудело и дверь ушла вниз. Путники осторожно вошли, только Хухэ остался снаружи. Приш боялся, что проём закроется, они окажутся в ловушке и тогда помрут от голода и обезвоживания, но подпереть дверь было нечем.
Всё вокруг заливал холодный свет. Он был повсюду: снизу, с боков, с потолка, который терялся в высоте. Свет слепил, поэтому Приш не сразу разглядел помещение внутри башни. Стены тут были облицованы белым кафелем. Пол представлял собой гладкую серую поверхность, в которой отражались путники. По центру зала вверх тянулись прозрачные тоннели из стекла, через которые проходили стальные канаты.
Глеб подошёл и осмотрел их.
– Похоже, здесь спускаются кабины для лифтов. Может, скоростные? А то на последний этаж целую вечность добираться будешь.
Возле тоннеля прямо в воздухе всплыло изображение руки. Мёнгере приложила ладонь к картинке. Загорелись зелёные огни, и женский голос произнёс:
– Пункт назначения – Алтанхот, Чёрное побережье. Проход в мир закрыт.
Пришу показалось, что Мёнгере не огорчилась. Ну и правильно, что ей делать в Золотом городе? Ждать, когда снова отвезут в пустыню? А вот он… Догадка обожгла: он мог бы попасть на свою родину и узнать, что там случилось. Приш нетерпеливо приложил руку. Вновь послышался голос:
– Пункт назначения – Уайнтэйт, Зелёный дом. Мир уничтожен.
Сердце ёкнуло и замерло. Как уничтожен? Совсем? Значит, Приш никогда не ступит на землю предков, не увидит лица родных? Он же совсем их не помнит! А теперь и не узнает никогда. Слёзы навернулись на глаза. Мёнгере обняла его, Глеб ободряюще похлопал по плечу.
Хорошо, что друзья рядом. Приш давно мечтал разведать о своих корнях. А не получится – похоже, он единственный выживший. И в Яблоневую долину дорога закрыта, пока не дойдёт до начала радуги. А значит…
Глеб развернулся:
– Пошли.
– Ты не будешь пробовать? – Мёнгере указала на знак руки.
– Нет, – отрезал поэт. – Ну предложат мне отправиться домой, а дальше что?
Приш задумался: им вдвоём с Мёнгере до радуги не дойти, Хранитель предупредил на этот счёт – только троим доступен путь. И если поэт решит воспользоваться вокзалом, потому что не желает продолжать дорогу, придётся идти с ним. И Приш никогда не возвратится в Яблоневую долину, Мёнгере не вернет себе былую красоту, а поэт – крылья.
Приш не успел ничего ответить, как Глеб уже зашагал к выходу. За ним – Мёнгере. А Приш замешкался: хотелось ещё раз услышать название родины. Он приложил ладонь к изображению. Уйантэйт… Приш сохранит его в памяти и потом поведает своим детям. Если они у него будут. А пока он будет идти к радуге. Если понадобится – ползти.
Приш последовал за друзьями. Под ногами вспыхивали белые фигуры: треугольник, квадрат, круг. Приш не понимал их назначения. Да и какая разница? Всё равно не пригодится. Он вышел, и дверь за ним закрылась. Хухэ радостно бросился к ним. Стоял вечер – похоже, в башне они пробыли долго, пора устраиваться на ночлег. Деревьев поблизости нет, а значит, костёр, чтобы согреться, опять не развести. И ужинать придётся всухомятку, запивая сухари водой. Но это пережить можно, лишь бы знать, что всё закончится хорошо и скоро Приш попадёт домой. Сквозь стёкла ещё заметна радуга, и надежда на счастливый исход есть.
Глава 36. Дракон
Местность снова изменилась. Момент перехода они всегда пропускали: раз – и уже попадали в новую точку. Сейчас путники вышли на каменистое поле, в конце которого горизонт сливался в одну линию. Там что-то шумело. Много-много воды, Мёнгере столько сроду не видела. Глеб сказал, что это море – такая огромная солёная лужа.
Мёнгере поправила шарф, но всё равно ветер проникал под куртку. Холодно здесь. И камни, сколько их тут: гравий, булыжники, валуны. Словно пробились из-под земли вместо травы, а Мёнгере с попутчиками пришла собирать урожай. Только этим урожаем не насытишься. Даже для фенека нет пропитания. Почему-то вспомнилось про тяжесть на душе. Может, это камни, которые накапливаются в каждом, откладываются невыносимым грузом на сердце? И, когда человек умирает, они прорастают на этом поле.
Из еды ничего: никаких грибов, ягод. Мёнгере не отказалась бы даже от брусники, пусть та и кислая. В животе требовательно бурчало: со вчерашнего дня ничего не ели. Да и воды осталось немного, а солёную не попьёшь. Но Глеб сказал, что что-нибудь придумает. А рыбу можно и в море наловить. Мёнгере подобрала камушек: пёстрый, с блестящими вкраплениями. Его острые края впились в ладонь.
Люди напоминают камни. Одни похожи на грубый булыжник, они прут напролом, не считаясь с остальными. Вторые – на острый гравий, резкие и высокомерные. Третьи – на вездесущий песок, они стремятся заполнить собой всё пространство. Другие – на сглаженную гальку, они избегают конфликтов. А есть люди как величественные валуны, основательные и хозяйственные. Разные камни, как и человечество: легкомысленные розовые, скучные серые, мечтательные голубые, безнадёжно чёрные. С поперечными полосами – застёгнутые на все пуговицы, со сверкающей слюдой – украшающие себя дешёвыми стразами. Рыхлые, которые легко крошатся, и непробиваемые, как базальт. И лишь единицы, как скалы: с ними надёжно и нестрашно. И можно только восхищаться ими. И тянуться к ним.
Путники вышли к концу поля, где начиналось море. Волны лизали берег, утаскивая за собой мелкие камни, выплёвывая вместо них пену и водоросли.
Бесконечное море серой, подвижной, как ртуть, воды. И такое же небо. Вдали они сливались, и было невозможно отличить верх от низа. Мёнгере бросила камень в воду – по небу пошли круги. Странно, как будто здесь всё перемешалось и море отражается в небе.
– Куда нам дальше? – растерялся Приш.
Глеб пожал плечами: ни лодки, ни плота.
Радуга висит впереди, но как туда добраться, неясно. Мёнгере ощутила усталость: сейчас бы отдохнуть, перекусить, только нечем, и надо переплыть море. Похоже, что путники останутся навсегда на этом берегу.
– Может, пойдём вдоль берега или рыбу половим? – предложил Приш.
Мёнгере прислушалась к своим ощущениям: что-то подсказывало, что рыбы здесь нет, как и людей.
– Это мёртвое место, – ответила она. – Мир до того, как в нём зародилась жизнь. Изначальная точка.
Глеб сел на песок.
– И как же быть? – вопрос был риторическим.
Путники зашли в тупик. Позади каменное поле, впереди море, теряющееся в небе.
