кашу по тарелкам, а после поведала…
У Солнца народились дети – огненнокрылые драконы. Ярко-красные, с длинными узкими мордами, с острыми клыками. Больше всего на свете любило Солнце своих детей и не желало расстаться с ними. Но дети вырастают и покидают родителей. Однажды разлетелись драконы по миру, кто куда. Напрасно Солнце искало их. Напрасно ждало. Ни в какую не желали драконы возвращаться.
Соскучилось Солнце и стало посылать лучи на поиски. Летели лучи, превращались в острые копья, били молниями. Тянуло их к огненнокрылым драконам. А те больше всего на свете любили летать во время грозы, под проливным дождём, в борьбе с ветром. И молнии разили драконов, ломали их крылья.
Вскоре погибли все дети Солнца. А оно не знает об их смерти. И продолжает ждать и звать, посылая молнии на землю.
История была из тех, после которых не хотелось ни о чём говорить. Лишь убежать в дальний угол и побыть одному. Об убийственной родительской любви. Жадной и эгоистичной. Которая калечит детей, держит их возле родителей всю жизнь. Мёнгере добавила:
– У нас не бывает ни дождя, ни гроз. Это очень старинная легенда. А тут я своими глазами увидела льющуюся с неба воду.
И больше не проронила ни звука.
Глава 35. Башня тысячи вокзалов
Приш спустился к реке и увидел Хранителя пути, тот сидел на большом камне. Он был одет в обычную стёганую куртку и плотные штаны. Без дурацкой короны на голове и мёртвых животных. Меньше всего Хранитель пути походил сейчас на демона. Обычный парень, немногим старше Глеба. Хранитель пути приветственно кивнул, а затем произнёс:
– Спрашивай.
– О чём? – спросил Приш.
– Ты сам знаешь. Иначе бы меня здесь не было.
Хранитель пути грустно улыбнулся, точно ему заранее не нравился ответ, который он собирался дать Пришу. Приш откашлялся:
– Вы говорили, что если мы дойдём до радуги, то сможем загадать любое желание.
– Да, – согласился демон, – подтверждаю.
Приш закусил губу: слишком важным был вопрос. И слишком пугал ответ. Наконец, он решился:
– Значит, я могу попросить, чтобы Харма осталась живой.
– Да, – ответил Хранитель пути, – только проклятие вернётся. А ты никогда не попадёшь в Яблоневую долину.
– Останусь здесь?
– Почему же? – удивился Хранитель. – Возвратишься в гостиницу. И получится, что всё зря.
Приш растерялся: как же так?
– Проклятие было снято, потому что нашёлся человек, сохранивший самое лучшее в себе даже в облике чудовища. И пожертвовавший собой ради вас, – пояснил Хранитель. – А раз Харма не погибнет, значит, для жителей деревни ничего не изменится.
Приш задумался: что же делать?
– А если я загадаю, чтобы проклятия вообще не было? – поинтересовался он.
Демон зааплодировал:
– Молодец! Очень хороший вопрос. Да, можно откатить историю до того момента, как деревенские заработали проклятье. Только… – Хранитель усмехнулся, – всё пойдет по другому пути. И Харма просто не родится.
Хранитель пути подвинулся, освободив для Приша место на камне. Тот сел рядом.
– Значит, ничего нельзя исправить? – на Приша накатила безнадёжность.
Демон ответил не сразу и невпопад:
– Я ведь выбрал вас, потому что вы нарушили правила.
– Что? – не понял Приш.
Тот повторил:
– Нарушили правила. Ты подрался, хотя это и было запрещено. Поэт отказался от крыльев, а Красавица решила выжить. Подумай об этом.
Пришу хотелось кричать, что ничего хорошего в том, что он подрался, не было – могла погибнуть Яблоневая долина. А Глеб дурак, что отказался от крыльев. И лишь Красавица поступила верно – сражалась за себя с пустыней. Но не смог – рот словно заклеили. И тогда Приш проснулся.
Он долго пялился в провисший полог палатки. Приш был готов пожертвовать заветным желанием ради Хармы. Только бы она жила. Но Хранитель пути дал понять, что ничего не получится. Ведь это был не совсем сон. Приш сжал и разжал кулак. Ну почему так? Раньше бы он заплакал, а сейчас и на это не способен – устал. От дороги, от холода, от страха.
Приш вылез наружу, стараясь не задеть Мёнгере. Возле костра уже дежурил Глеб, Хухэ убежал куда-то. Приш предложил последить за огнём, а поэт отправился досыпать. Приш запёк в костре найденные корни лопуха. Приготовил скромный завтрак – кашу на воде. Ни масла, ни сахара – ничего. Если бы мама его сейчас увидела, всплакнула бы – Приш вытянулся и похудел. Из штанин торчали голые щиколотки, свитер болтался.
По утрам уже подмораживало – скоро наступит зима. А до радуги они не дошли. Придётся, видимо, искать, где остановиться до весны. Приш старательно отгонял мысли: что, если они здесь застряли навсегда? Об этом думать не хотелось. Путники обязательно продолжат дорогу потом, если сейчас не выйдет отыскать начало радуги.
Всходило солнце. День обещал быть ясным. С пронзительно синим небом, золотом деревьев, жухнущей травой. В Яблоневой долине в эти дни снимали последний урожай яблок – зимних. Их убирали на чердак в ящики, переложив сеном. И они хранились там до весны. Приш сглотнул: он бы не отказался от яблока, и от шарлотки, и от… Вернулся Хухэ с пойманной мышью. Он положил добычу рядом с Пришем, предлагая. Но Приш замотал головой: ещё не хватало мышей есть! Он помешал кашу и пошёл будить попутчиков.
Во время завтрака Глеб прищурился и неуверенно произнёс:
– Вроде как блестит что-то.
Приш тоже вгляделся: показалось, что так и есть. Словно гигантская игла сияет в лучах. А вокруг за многие километры ничего, голое пространство. Они проверили направление по стёклышкам – да, им туда. Путники собрали вещи и отправились к непонятному предмету.
Дорога выдалась странной. Пришу казалось, что они передвигаются рывками. Сначала ничего не происходило и они находились от непонятного сооружения на том же расстоянии, что и в начале пути. А потом словно перепрыгнули часть дороги. Преодолели сопротивление. При приближении к «игле» стало понятно, что это гигантская башня. Её макушка терялась высоко в лазури.
Ближе возникло ощущение, что башню высекли из скалы. Белая эмаль, покрывавшая её, почти вся откололась. Осколками было усеяно подножие сооружения. Светлый песчаник, из которого была построена башня, словно покрылся пылью. Приш подошёл и дотронулся – на солнце камень нагрелся. Да-а, в Темногорье имелась башня тысячи вокзалов, но до этой ей далеко. Здешняя поражала своими размерами и древностью.
– Что это? Как думаете? – спросил Глеб.
И тут до Приша дошло – ответ лежал на поверхности.
– Башня тысячи вокзалов, – ответил он.
Правильно, в каждом мире свой вокзал, это все знают.
– Мне кажется, мы приблизились к чему-то изначальному, – озвучила свои мысли Мёнгере. – Сначала тот исполин, теперь эта башня. Я думаю, мы стремимся к началу мира.
Приш вскарабкался по стене. Присоски хорошо держали, но он ощущал себя мухой, которая ждёт удара мухобойкой. При одной мысли забраться выше кружилась голова. Похоже, что это не рукотворное сооружение: скульптором поработали время и ветер. Он спустился.
– Может, попробуем зайти внутрь? – предложил он.
Они двинулись вдоль подножия. Приш не отрывал руки от
