нам конфуз-то такой некстати…
– Или, наоборот, в самую дындочку, – промурлыкал себе под нос Балк, когда дверь за Павловым, опрометью бросившимся за подмогой, захлопнулась. – Ну, а что? Уже вполне играемый вариант вырисовывается, пожалуй. Ладно, займемся медициной, а то течет с него… ну, вот так. Не чалма, но тоже неплохо.
– Что? Никак очнулся? Замечательно, дорогуша. Не смей трогать повязку! Лежи и не шевелись. Барышня кисейная. Игорич за докторами побежал, так что мы пока тут одни. Молчи и слушай…
– Ох, голова…
– Приложился ты очень качественно. Почти виском, об угол кафельный. До кости прошиб, шрам-красавец обеспечен, но жить будешь. Кровь я уже практически остановил, вода холодная. Короче, Бог тебя либо шибко любит, либо молился ты ему очень хорошо, господин несостоявшийся дезертир-перебежчик, но…
– Я…
– Молчать, сказал. И тупо выполнять что прикажу, если пожить хочешь. Долго и счастливо. Понял меня?
– Да. Но как это я…
– Что? Увидел, как это, и в аут? Ну-ка, попробуй еще чирикни мне, мля, о правах человека и гуманности. Мы на войне, понял. А с волками жить, по-волчьи выть. Знаешь такую поговорку? Ну и умница. Теперь еще одну запомни: мы не волки позорные, а санитары леса. И заруби себе на носу: это – наш лес. И все, что в нем выросло, а это и твой мосх, в частности, тоже наше, российское. Кто нам нужен и полезен там, с тем, может, и поделимся, но ни Эдисон, ни Вестингауз в их число не входят. Все понял?
– Понял. Значит, вы еще там все… И вы меня сразу не…
– Я все твои компы лучше тебя знал. В той части, которая меня интересовала. Я там хлебушек-то даром не кушал. Даже анатомовский. Да и здесь ничьей дармовщинкой не пробавляюсь. А что сразу тут не завалил… ну, извини, появилась задумка одна на твой счет. Которую ты своей глупостью чуть псу под хвост не пустил. Теперь так… ты ничего не помнишь и никого не узнаешь. Ни-ко-го. Ясно? Хорошо. И до тех пор, пока я к тебе прямо не обращаюсь наедине, ты эту роль играешь. Это ясно? Еще лучше. Тыкс… слышишь? Похоже, Игорич возвращается.
Итак, у нас травматическая амнезия. Типа сэр Генри после знакомства с собакой Баскервилей. И никаких чтоб мне глупостей. А я к председателю. Начнем тебя, кызла самодеятельная, отмазывать. Ох, грехи мои тяжкие… Но чтоб такие совпадения, блин?! Поживешь тут с вами, глядишь, действительно в Бога верить начнешь.
* * *
Сегодня он первый раз шел со службы домой. К себе домой. Туда, где его ждет единственная и неповторимая, его любимая женщина. Но где всё, кроме света ее глаз, тепла ее рук и волшебной музыки ее голоса, пока – совершенно чужое и незнакомое. Всё, это в смысле: почти совсем всё. За исключением их мелких пожитков с Дальнего Востока, целиком помещавшихся в трех чемоданах. «Такая вот, панимаишь, загогулина… – Балк внезапно рассмеялся, непроизвольно сбиваясь с привычного ритма шага. – И именно с теми, памятными ельцинскими интонациями и тоном. Или как там еще было, по киношной классике, а? Хороший дом, хорошая жена! Что еще нужно, чтобы встретить старость?»
Совещание у председателя закончилось в девять, и Батюшин хотел подбросить его домой на моторе, но Василий решил немного пройтись. Вернее – продышаться, поскольку оказалось, что его новое общество нещадно курило, не исключая и самого Зубатова.
Но главное, ему хотелось побыть «наедине с собою». Спокойно подумать о последних событиях, отягощенных попыткой побега «дяди Фрида», рискованным, попахивающим опасностью провала, вояжем Вадика в компании кайзера и явно обозначившимся намерением эсеровских отморозков развернуть в стране Большой террор.
А о чем ином могут свидетельствовать два практически одновременных покушения на старика Победоносцева и великого князя Сергея? А благополучно предотвращенная попытка организовать взрыв в Мариинке, во время прибытия туда царя и кайзера? Хвала Евно Азефу, как говорится. Слава богу, что программу приема немецкого императора подкорректировали, а Красина со всей гоп-компанией Зубатов и Дурново решили брать сразу, не дожидаясь возможных осложнений. И то сказать, – не заболело бы у Вильгельма ухо, что бы еще эти деятели придумали?
Если взглянуть на ситуацию без эмоций, лучшего варианта рассорить нас с немцами, чем убийство кайзера в русской столице, трудно было найти. Так что, как вынужденный экспресс-ответ на происходящее со стороны истинных кукловодов нашего радикального подполья, покушение на экселенца было вполне логичным и более чем вероятным ходом.
Здорово беспокоил и вопрос охраны государя во время поездки на восток. Хоть он и навязал Спиридовичу пятерых своих лучших «волкодавов» – морпехов с тщательно проинструктированным умницей Костей Унковским, еще у Артура демонстрировавшим Василию блестящие задатки будущего матерого группера, на душе было беспокойно.
А вдобавок ко всем этим «радостям» бытия – «аттракцион невиданной щедрости» от Мишкина. Тот, в котором им с Верочкой теперь предстоит жить…
Тяжелые хлопья мокрого снега, словно соскальзывая с невидимых нитей, валились на город с мутного низкого неба. Зима в этом году упрямо не желала сдаваться. Уже бессильная днем, она вторые сутки подряд сердито подсыпала под ноги снежно-водяной жижи в сумерках. Но мокрые потуги сварливой старушенции, не желающей уступать место под солнцем юной красавице, не волновали неторопливо идущего вдоль ограды Летнего сада офицера: длинный плащ с пелериной и капюшоном поверх шинели, позаимствованный из гардероба морских офицеров для формы ИССП по настоянию Балка, вполне оправдывал свое предназначение. От базового образца его отличало одно: вместо львиных голов в роли декора застежек, которыми так гордились флотские, у рыцарей плаща и кинжала цепочку держали две оскалившиеся волчьи…
Так уж неожиданно приключилось, что к крою и фасону формы «новых опричников» Василий приложил свою руку по полной программе. Толчком к этому стал один из его душевных разговоров с Мишкиным в Дальнем. Тогда они, после краткого ликбеза для великого князя о роли в истории личностей типа Лоуренса, Рёдля, Николаи и Маты Хари, уже далеко за полночь, обдумывали цели и первоочередные задачи первой правильно организуемой спецслужбы Российской империи.
Не отметая логику Василия, великий князь скептически заметил, что сразу отобрать под свои знамена «лучших из лучших» Зубатову будет вовсе не просто. Тем более если речь идет о некоторых офицерах Генерального штаба. В том числе и из-за въевшегося на подкорочку «белой кости» армии и флота отношения к службе в полиции и жандармерии, как к чему-то постыдному. Как говорится: душу – Богу, сердце – любимой женщине, долг – Отечеству, честь – никому. Поэтому к сыску, слежке, шпионству, провокации и разному прочему
