class="p1">— А я думаю, нам надо поехать в Россию, и найти мои вещи, у меня сохранилось одеяльце, в котором меня подкинули в дом малютки, может это поможет нам найти мою мать, — вставляю свои три копейки в разговор двух мужчин.
— Энжи, я бы не рекомендовал вам ехать в Россию, эта страна отказывается сотрудничать с советом, там вам не окажут поддержки.
— Я — россиянка, могу сама туда съездить, мне там будет проще.
— Энжи, одна ты никуда не поедешь, если убили твоего деда, возможно и твоих родителей, то и ты в опасности.
— Зачем кому-то убивать моего деда?
— Возможно, были политические мотивы, кто-то из нас пытался пробраться к власти.
— Зачем, вы же имеете все, вам подчиняются планеты, люди, все богатства мира у ваших ног?
— Какой же ты ребенок еще, Энжи, мы живем среди людей, и нас поражают те же вирусы, что и пожирают человеческую расу, вирусы стяжательства, жажда власти, некоторым из нас стало мало того, что они имеют, поэтому и в наши стройные ряды прокрадываются отступники.
— И что вы с ними делаете?
— Если преступление доказано, доказательства неопровержимы, то мы ссылаем таких в самую дальнюю галактику, и закрываем вход в портал, они не могут от туда выбраться, и там должны жить до скончания веков.
Яхта плыла по Средиземному морю, с каждой милей приближаясь к моим родным берегам, через неделю мы должны пройти Дарданеллы, Босфор, а затем, пройдя Черное море, войти в порт Сочи, за это время нам с Андреем срочно готовили паспорта.
На следующий день и все дни до прибытия мы занимались документами, архивом, что любезно собрал для нас Арис. Я читала и понимала, что это история моей семьи. Мой дед жил на Мальте, и поддерживал орден Госпитальеров, был дружен с великими Магистрами ордена, пережил нашествие французов, и продолжил там жить во времена Английского протектората. Имел небольшое имение и дом в городе. В его бумагах мы нашли множество записей о найме слуг, но ничего о женщине, что могла жить с ним, или вести совместное хозяйство, ничего о выдачи большой суммы денег, ведь женщине с ребенком нужны были средства. Кроме переписи трат на хозяйство, продукты, оплату наемных работников, в его архиве мы не нашли ничего.
Это был тупик, дни, потраченные на поиск хоть какой либо ниточки, прошли впустую. Он не оставил не намека на то, что у него был сын и жена.
Хотя у нас возник вопрос, а что если он не знал, что сын родился? Но тогда кто-то все же об этом знал.
И тут нам попалось обрывок письма от некой дамы, что благодарила моего деда за те прекрасные мгновения, что провела с ним. Но в письме не было подписи и даты, кто эта дама? Слог письма был возвышенным, почерк практически каллиграфическим, то писала дама высшего света, а не обычная служанка.
Но с первого раза узнать, кому принадлежит письмо, нам не удалось.
Наше плаванье подходило к концу, все время, проведенное на яхте Ариса, нас радовала прекрасная погода. Каждое утро на рассвете я выходила и любовалась морем и восходом, именно в такой момент, когда вокруг тишина, нет криков жадных чаек, команда яхты спит, только вахтенный стоит у руля, да где-то на нижней палубе расхаживают охранники, я чувствовала умиротворение, словно растворяясь во вселенной. Одним ранним утром, вместе со мной на верхней палубе оказался Арис, он подошел незаметно, накинул на плечи мне теплый плед, взял мою руку, поцеловал, заглянул в глаза, сделал несколько комплементов, а через минуту рядом со мной уже стоял Андрей, ревниво поглядывая на соперника.
Я никогда не считала себя красавицей, да и по правде сказать, мальчишки в юности на меня не смотрели, на что там было смотреть, как сказал мне мой друг Колька: Были бы у тебя титьки по больше, была бы ничего…
Всегда считала себя неуклюжей, некрасивой, с мужской фигурой, поэтому не интересной для юношей. И вот сейчас, стоя между двух мужчин, испытывала самые противоречивые чувства, с одной стороны казалось неправдоподобным, что двое мужчин могут соперничать из-за меня, а с другой — душа трепетала и радовалась, что Андрей меня ревнует.
Меня раздирали эмоции, жаль, что у меня никогда не было подруг, мне не с кем поделиться, мне не у кого спросить совета. Ведь до этого момента у меня никогда не было отношений. Колька, что подарил ромашки, не в счет.
Прошло чуть больше недели, и вот мы уже входим в гавань Сочи. Город нас встречает солнечной погодой, зеленью и ароматом цветущих растений, здесь весна в самом разгаре, отдыхающих еще мало, поэтому набережные радуют своей пустотой и тишиной.
Нас встречают помощника Ариса, документы наши готовы и мы ступаем на землю. Нам подготовили не только документы, но и самолет, поэтому мы прощаемся с нашим гостеприимным хозяином, и улетаем в Москву.
В отличие от Сочи Москва была более сурова, в апреле идут дожди, слякоть и почти осенняя погода. Нас встречал автомобиль и люди в штатском, но в их выправке, чувствовались годы военной подготовки. Пилат позаботился о нашей безопасности.
Бронированная машина неслась по улицам Москвы, я смотрела и не узнавала, за эти годы так много поменялось, город все больше застраивался, становился красивее, но меня не покидало чувство, что этот город уже не мой.
Мы разместились в шикарной гостинице, дали себе время передохнуть и пообедать, но нам уже надо было спешить. И сразу после обеда мы едем в мой спортивный центр, где-то там, возможно еще работают люди, что знали меня…
Часть2 Глава 15
Через полчаса стоим возле входа в здание. Здесь почти ничего не изменилось, тоже серое здание с огромными окнами спортивных залов, все те же большие двери, они открываются, пропуская людей внутрь. Только может больше появилось баннеров на стенах здания, да палисадник разбили по обеим сторонам главного входа.
Сердце начинает учащенно биться, когда я делаю шаг и захожу внутрь.
На стойке у входа, как и десять лет назад, сидит старенький охранник дядя Миша, он подслеповато щурится на меня, потом с радостным возгласом бежит и обнимает. Когда-то давно, он угощал меня конфетами, и мы пили чай в его каптерке, вспоминали годы в детдоме, дядя Миша тоже рано потерял родителей, долго был беспризорником, потом попал в детский дом, он понимал меня, понимал, что такое вырасти без любви и ласки. Он радостно расспрашивает меня о делах, а мне было стыдно, что я ему
