пройдя через горнило земных страстей и испытаний…
— Что вы говорите, сестрица, я же видела, как валькирии со второй роты леденцы едят! Только за ушами хрустит! — потешно хмурит бровки ее сестренка Тамара: — А уж как они баранки с медом со стола сметают!
— Вот потому и набрасываются на сладости, что в монастыре в течении восьми лет ничего сладкого в рот не брали! — продолжает пугать свою сестренку Вероника.
— А почему восьми лет? — удивляюсь я. Насколько мне известно сроки пребывания девушек в монастыре Святой Елены никому неизвестны.
— И правда, почему восьми лет, — легко соглашается со мной Зимина Вероника: — может даже восьмидесяти! Восемьдесят лет без сладостей и… чтобы к этому привыкнуть, я начну у тебя прямо сегодня сладости забирать. Заботу о ma petite sœur проявить…
— Все! Все-все, не пойду я к Святой Елене! — мотает головой младшенькая сестренка: — Я уже поняла! Не надо у меня сладости забирать!
— Как строго все в роду Зиминых, — хмыкаю я: — только шаг в сторону и тут же без сладкого останешься.
— Alaguerre comme à laguerre, с этой молодой и энергичной особой нельзя по другому. — отвечает мне барышня Зимина старшая, идя со мной в ногу. Сбоку от нее, придерживая ее за руку, идет младшенькая.
— Представляете, Владимир Григорьевич, она же пошла в лес на медведя смотреть! Вместе с охотниками. Едва успела ее остановить, c’est horrible! Хорошо, что экипаж папеньки уже прибыл, и эта неугомонная девица не успеет всего, что она запланировала! — вздыхает Вероника.
— А мне грустно, — откликается младшая: — было приключение, а теперь что? В Хабаровск поедем? Папенька грозился нас в Санкт-Петербург выслать или в Москву, дескать тут небезопасно стало, чжурчжени у границы. А мне тут нравится. Здесь холод, медведи и волки… а еще снежные кикиморы!
— Вот и прекрасно, — мотает своей изящной головкой, рассыпая кудри по плечам, старшая сестра: — наконец — столица! Старый Император! Светская жизнь! Балы, приемы, салоны! Спиритические клубы! Наконец нормальная еда! Не этот медвежий угол! Я сразу папеньке сказала, что жить на Фронтире не намерена, а он… но теперь и он понял. Кстати! — лукаво прищуривается она: — О чжурчженях! Говорят, что вы, Владимир Григорьевич успели наложницей обзавестись!
— MonDieu, commec’estindecent, как неприлично! — вспыхивают красным цветом щечки младшенькой: — Это правда⁈ Да? А правду говорят, что у нее глаза как темные агаты и что она почти голая вам в плен попала?
— Ээ… — припоминаю вид, в котором барышня Лана была извлечена из ямы «Подземной Тюрьмы Сотен Вечностей» и констатирую что шелка на ней в тот момент было чрезвычайно мало. И так платьице у нее с разрезом было, да еще и порвалось… что-то случайно, а что-то намерено. Так что как только барышня Лана из рода Цин в таком вот виде наверху показалась — так полковник Мещерская тотчас на ее свою шинель накинула. Во избежание.
— Точно голая была, — делает вывод младшенькая, видя, как я борюсь с всплывающими в голове картинками: — у вас, у мужчин всегда такое лицо, как вы про голых барышень думаете!
— Что за слова такие? — возмущается Вероника: — Правильно папенька нас из этой глуши увозит, ты совсем как простолюдинка стала. «голые барышни»… нельзя так говорить. Если совсем невтерпеж — femme nue можно сказать.
— Лейтенант Уваров! — рядом останавливается гусар лейб-гвардии, лошадь под ним прядает ушами, всхрапывает и косит на нас темным глазом: — Ваше благородие! Вас в Штабную вызывают! Генерал Троицкий! Там Императорская Комиссия прибыла! И черные с ними!
— Что? Ах, да. Сейчас буду. — отвечаю я, гусар кивает, пришпоривает коня и уносится вдаль. Все-таки никак они не могут отказаться от своего галопа, хотя посреди палаточного лагеря это опасно. Выскочит сейчас кто-то из-за палатки, не успеет гусар остановиться… хотя о чем это я, тут же магические целители есть, что им сотрясения и переломы… гусары и в моем мире бесшабашными были, а уж тут… немного беспокоит еще фраза гусара про «черных», снова СИБ тут появилась, надо будет отбрехиваться и полковника Мещерскую под удар не подставить.
— Прошу прощения у милых дам, но боюсь, что мне придется откланяться, генерал Троицкий долготерпением не отличается. — говорю я барышням Зиминым и те кивают.
— Конечно, — говорит старшая: — а мы с Тамарой сходим до кухни и еды вам в палатку принесем. А то, как будто вы зря ходили получится.
— Ой! Точно! А как заносить будем — посмотрим на наложницу из чжурчжэней! — выпаливает Тамара и Вероника — закатывает глаза. Наверное, таков и был план — на барышню Лану из Цин поглядеть, чтобы потом вволю посплетничать, но Тамара теплую водичку на языке не держит, сразу что думает, то и говорит. Это в столице нужно марку держать и словесные баталии вести на трех уровнях, а у нас, на Восточном Фронтире — что думаешь, то и говоришь, проще будет. И тебе и окружающим.
— Только не пугайте ее сильно, — говорю я: — она натерпелась за сегодня. Каши с мясом возьмите у валькирий, у них должно оставаться.
— Ой, да для вас, Владимир Григорьевич они теперь в лепешку расшибутся. — насмешливо тянет Вероника, блеснув глазами: — Вы теперь их герой. Кумир воинов-монашек, молодых и красивых воительниц. Так и голова закружиться может. А пленницу вашу мы обижать не будем. Компанию составим. Я чжурский неплохо знаю, а Тамаре нужно на ханьском упражняться… хоть пленницу вашу от судьбы ее горькой отвлечем немного.
— Какой горькой судьбы? — моргает Тамара: — Аа… точно! Она же в плен к Владимиру Григорьевичу попала, а Мария Сергеевна ее убьет. И ее и Владимира Григорьевича!
— Да не убьет она ее! — вздыхает Вероника: — Совсем по-другому судьба у нее горькая… вот что ты в жизни понимаешь, Тамарочка… невинная ты у меня душа.
— И вовсе я все знаю! Как это… все. И куда! — тут же надувается покрасневшая Тамара.
— Вижу у вас все под контролем, — киваю я: — тогда я не беспокоюсь. Оставляю Лан из Рода Цин, Мастера Парных Секир «Север-Юг» на вас!
Наступает тишина. Тамара тянет Веронику за рукав.
— Сестрица, — говорит она: — а… нам так ее и называть каждый раз? Наложница господина гвардии лейтенанта Владимира Григорьевича, Лан из Рода Цин, Мастерица Парных Топориков «Взад-Вперед»?
— Она очень сердится когда ее секиры так называют — предупреждаю я.
Глава 23
Ожидаемо, в штабной палатке у генерала Троицкого находились «черные» из Службы Имперской Безопасности. Неожиданно же было то, что на этот раз «черные» не носили черного. Более того, вместо ожидаемых мною неприятных типов со звериными харями для устрашения или какого-нибудь сухонького и интеллигентного старичка Экселенца для разговора по душам, сегодня от команды СИБ играла женщина. Статная, с длинными и черными как вороново крыло волосами, убранными назад в высокую прическу. Она была красива такой холодной красотой, какой красивы мраморные статуи, но не это притягивало к ней взгляд. Не знаю, была ли она одноглазая или просто ячмень на глазу вскочил, но черная заплатка из шелка на месте правого глаза — единственная деталь ее облачения и аксессуаров, которая была черного цвета. Все остальное — ярко-красное и белое. Она была одета в женский костюм для верховой езды, красный жакет, белая блузка, обтягивающие белые штаны… или их называют лосины? Узнать о том, что эта женщина является высокопоставленным оперативником Службы Имперской Безопасности можно было только по тому, что лацкан ее жакета украшал тот самый значок — глаз Гора в треугольнике.
С ней рядом стоял неприметный человек в сером штатском костюме, скучнейшего покроя, скучнейшего цвета и с такой же неприметной и скучной внешностью. Мне пришлось немного напрячься, чтобы запомнить его, потому что едва только отводя от него взгляд — он тут же забывался, как будто и не было его никогда.
— Вот. — сухо сказал генерал Троицкий, едва только я перешагнул порог палатки: — вот, это лейтенант Уваров. Можете задавать ему вопросы. — он уселся на раскладное походное кресло, сделанное из металлических трубок и натянутой на них парусины и сложил руки на груди, всем своим видом показывая, что ему и тут хорошо. Демарш генерала Троицкого просчитывался на раз-два, как и обещал, он не собирался оставлять нас наедине с СИБовцами, всячески вставляя им палки в колеса. И тут не надо испытывать иллюзий, плевать ему на меня, на гвардии лейтенанта Уварова, у него какие-то свои заморочки и совместные должки перед Мещерской, а я тут так… под руку подвернулся.
