Не поднимая головы, ощупал рукой разбитый висок и попытался припомнить, что с ним все-таки произошло.
«Это конец! — словно шаровая молния, обожгла мысль. — Надо как-то выкручиваться, чтоб остаться в живых, а не то прихлопнут здесь, в лесу, и дело с концом.»
Мысли его перекинулись на далекую Ровенщину, где отец при панской Польше был первым человеком на селе. Сотни десятин плодородной земли, конезавод, гурты овец и коров — все это принадлежало им, Хоменкам, и единственным наследником всего этого богатства был он — Владимир. В памяти почему-то всплыла картина зимнего сада. Ночная февральская свежесть долетала с дальнего поля, яблони в белесой темноте тихо гудели. Он шел медленно по садовой расчищенной дорожке к крыльцу, шел хозяином, сильным, молодым, уверенным в жизненном счастье.
Голос Николая вернул его к действительности.
— Отвечайте, кто вы и откуда.
И в этот момент Хоменко вдруг решил: запираться бесполезно, надо любой ценой бороться за жизнь.
Николай словно прочитал его мысли, строго добавил:
— Учтите, чистосердечное признание во многом определит вашу дальнейшую судьбу.
— Вы охотитесь за нами уже несколько дней и, наверное, знаете, как мы очутились здесь, в вашем тылу, — настороженно заговорил нахтигалевец, — и догадываетесь о цели нашего визита.
Он посмотрел в упор на Николая.
— Это мы знаем.
— Так вот, нас выбросили с самолета десантом, и мы рыщем по вашим тылам, толком не успели оглядеться, как вы сели нам на хвост...
Хоменко решил умолчать о том, что они успели натворить на советской земле. «Может, им неизвестно, — подумал он, — и отвечать меньше придется».
И тут услышал вопрос:
— Назовите численность вашей диверсионной группы, кто ее командир, где была сформирована?
Нахтигалевец вынужден был рассказать обо всем, а о себе сообщил, что зовут его Владимир Хоменко, родом он с Ровенщины, сын бедного крестьянина, спутался с националистами по молодости и недомыслию.
Красноармейцы выслушали путаный рассказ диверсанта и поняли, кто он есть на самом деле. Николай посмотрел на часы: близилось время к осаде мельницы, надо было спешить.
— Сейчас в сопровождении нашего бойца вы пойдете к мельнице и предложите своим дружкам, пока не поздно, сдаться, сложить оружие. Вы сами видите — их сопротивление бессмысленно.
Хоменко испуганно поежился:
— Я не могу этого сделать.
— Почему?
— Если я произнесу хоть слово о сдаче, они пристрелят меня, как изменника.
— Будете кричать из-за насыпи, там пули не достанут...
Раздался глухой хлопок — и в небо с шипением взлетел зеленый клубок, оставляя после себя седую дымку. Неожиданно из-за леса донеслась пулеметная очередь и защелкали одиночные винтовочные выстрелы.
— Группа Михаила на засаду напоролась, — определил Николай, — надо немедленно брать мельницу. — Отделение, за мной! — скомандовал он, и, пригнувшись, побежал к насыпи, увлекая за собой бойцов.
Плотина отделяла ворота мельницы от пруда. Как только отдельные бойцы показались на насыпи, по ним из мельничных ворот начали стрелять из автоматов.
— Ложись! — крикнул Николай. — Всем скрыться за насыпью!
Пули взбивали пыль на плотине, ударялись о стволы дубов, секли листву.
— Ну, давай, гад, если хочешь жить, кричи своим дружкам, чтобы прекращали пальбу! Пусть сдаются, пока не поздно! — зло крикнул Николай.
Нахтигалевец неохотно полез вверх по насыпи. Вслед за ним неотступно двигался Михаил Фатин.
У верхушки плотины Хоменко сложил ладони рупором и громко крикнул:
— Никита, Дружбяк, прекратите огонь, вы окружены, надо сдаваться!
В ответ раздалась площадная брань и автоматные очереди. Но неожиданно со стороны леса по мельнице ударил пулемет. От сухих бревен полетели щепки, пули дырявили полуистлевшие доски карниза. Николай терялся в догадках: откуда в группе Михаила оказался пулемет. Он знал, что бойцы вооружены только винтовками и гранатами. «Что за наваждение? Уж не подошла ли к Михаилу подмога из какой-нибудь воинской части?»
А в бору в это время произошло такое событие.
Отделение Михаила, перейдя вброд реку, поднялось по крутому песчаному берегу и углубилось в лес. Пройдя метров триста, бойцы вышли на лесную дорогу, заросшую травой, перерезанную корнями деревьев. Видно было, что здесь давно никто не ездил: колеи поросли травой, следы конских копыт покрылись хвойными иголками.
Михаил все время поглядывал на часы, боясь опоздать к выходу на исходную позицию вблизи мельницы. Чтобы обезопасить себя от неожиданностей, он послал вперед двух дозорных, приказав им идти по обочине дороги, не теряя друг друга из вида. Сам же с отделением углубился в лес от дороги и стал продвигаться в сторону мельницы.
— Хлопцы, подтянитесь, скоро будем у цели. Следите за ракетой!
В просвете деревьев засветилась речная долина. Красноармейцы ускорили шаг. И вдруг лесную тишину неожиданно разорвал треск пулемета. Эхо гулко раздавалось в бору, и непонятно было, откуда и кто стреляет. Но тут же Михаил понял, что пулемет строчит со стороны мельницы. Видно, дозорные нарвались на вражеского пулеметчика, поставленного в засаде.
— Отделение, за мной! — подал он команду и побежал к спуску, откуда слышалась стрельба пулемета. Пули засвистели совсем рядом. Михаил присел у ствола толстой сосны и заметил: вражеский пулеметчик ведет огонь из-за вывороченного корневища, словно из дота.
Пули свистели над головой, сдирали кору с сосен. И тут Михаил увидел, как, перебегая от дерева к дереву, к пулемету с гранатой в руке устремился Хайкин.
— Яков, ложись! — крикнул Михаил.
Но было поздно. Не услышал Яков этих слов. Схватился вдруг за живот и упал у подножья старой сосны, чуть-чуть не добежав до пулеметного гнезда.
— Эх, мать твою так! — выругался Михаил и бросился на помощь Хайкину.
Пулеметная стрельба продолжалась, но он успел схватить Якова за руки и оттянуть под защиту дерева.
— Яков, друже, что с тобой?
— Плохо, садануло в живот, видно, навылет...
Хайкин изогнулся, застонал, вытянулся и обмяк на руках друга.
А вражеский пулемет продолжал неумолчно трещать на весь лес, преграждая наступление бойцов.
— Потерпи, Яша, — торопливо зашептал Михаил, видя, как бледнеет его лицо и вся гимнастерка на животе делается темной от крови. — Сейчас, сейчас, потерпи, друг...
Он шептал, как в лихорадке, а сам все думал: как быть, как заставить замолчать этот чертов пулемет.
— Нечитайло, скорее ползи сюда, — крикнул он, — с Яковом плохо, перевяжи его, а я двинусь в обход к пулеметчику.
Низко пригибаясь, Михаил в три скачка достиг зарослей молодых сосенок и скрылся в них. Теперь он оказался в тылу у пулеметчика,
