себе. С живописными деталями.
Значит, пришло заветное… Милая Маринка!
— Ну, вообще-то я студентка, ленинградка, — заторопилась Сильва. — Приехала погостить сюда к бабушке, а выбраться уже не смогла…
— Имя? — резко спросила инструктор.
— Сильва. То есть…
— Где живет бабка? Шнеллер!
— А вот туточки, за углом…
Помолчали.
— Что? Не поверят? — вырвалось у Сильвы.
— Логических ошибок делать не следует, — прокомментировала Марина. — Студенты освобождаются на каникулы в июле, поэтому в июне, когда началась война, вы еще не смогли бы гостить у бабушки. Во-вторых, здоровая молодая девушка со спортивной фигурой, сознательная, раз она студентка, вероятно, нашла бы способ уйти к своим пешком. В-третьих, немцам не очень по душе, когда от них стремятся выбраться. В-четвертых, к Ленинграду и ленинградцам они относятся без больших симпатий. В-пятых, вы споткнулись на имени «Сильва». В-шестых, оно чересчур приметное. В-седьмых, слово «туточки» больше годится для такой подсолнечной мордахи, как у меня, чем для студентки ленинградского вуза. Итого — повешение без обжалования.
— Марина Васильевна, где вы так здорово изучили их рассуждения?
— Меня здорово натаскали. Впрочем, это не предмет нашего разговора. Будем создавать вам «легенду» с азов. Вы представляете это слово в разведывательном аспекте?
— Да. Я слышала от товарищей.
Марина свернула закрутку, провела спичкой по фосфорному слою, быстро опустила горящее пламя между стенками коробка, с наслаждением затянулась.
— Курить на ветру — мечта. Так какое же имя вы себе возьмете?
— Я еще не думала…
— Чтоб было проще, возьмите имя своей ближайшей подруги.
— Чудесно! Отныне я — Лена.
— Хорошо, привыкайте к этому имени.
— Силь-ва-а!
Из рощи, приветливо махая рукой, к ним спешил офицер в летной форме.
— Сильвочка! Вот это встреча!
— Леша! Да ты-то как здесь очутился?
Вежливо высвободилась из объятий, представила его:
— Мой однокашник по ЛЭТИ, Леша Дударев. А это… моя подруга.
— Капитан Дударев, — галантно козырнул Леша. — Летчик-наблюдатель его величества ВВС Ленфронта. Командую, как говорят, энской частью в районе города Л. на берегу залива Ф.
И захохотал, как нельзя более довольный своей шуткой.
— А вы, девочки, что здесь делаете? В местах довольно военизированных, — многозначительно произнес он.
Марина предоставила выпутываться Сильве.
— Гуляем, — сказала Сильва. — Морской воздух.
— Странно, — сказал он. — Ну, заливай дальше.
— Да что ты, Лешка, — она решила не ударить перед инструктором в грязь лицом. — У Маринки здесь дядя живет, у него своя дача, мы часто здесь бываем. Рассказывай о ребятах. Кого видел?
И вдруг щеголеватый острослов Лешка, которого все на потоке звали «рупор системы Дударева», помрачнел.
Он многое знал про ребят. Он знал, что Валерку Бурзи едва не схватило гестапо где-то в Одессе и теперь он ушел в подполье. Он знал, что веселых, мужественных редакторов студенческой многотиражки Колю Исакова и Сашу Белоусова уже не поднять с земли, по которой они шли в атаку. Он назвал, кто погиб под Невской Дубровкой, а кто на ораниенбаумском «пятачке». Он вспомнил, что Володю Стогова, с которым Сильва, кажется, училась еще в школе, тяжело ранило под Урицком.
— Ясно, — глухо сказала она. — А помнишь, я дружила еще с одним Володей…
— Еще бы не помнить, — сказал Дударев. — Высокий, черный, добрые глаза и альпинистские грамоты. Весь поток обрадовался: «Наконец-то Сильва втрескалась!».
— Не может быть, — растерянно сказала она. — Я не… Но это сейчас не важно. Ты случайно не знаешь, где он?
— Не знаю, — он стал припоминать. — Кто-то говорил, что Володьку-альпиниста тяжело ранили… По ту сторону… Да, а вот Костяшку нашего разорвало начисто. И где? На самом Невском! Помнишь, как парень рвался на финскую… Не взяли. А сейчас дорвался, служил на батарее, но погиб на улице. Шальной снаряд.
Леша взглянул на часы, извинился, что должен бежать, пригласил девушек навестить его «на берегу залива Ф.», показал рукой, где это, и оставил их вдвоем. Они возвращались молча. Сильва упорно смотрела под ноги, шепотом отсчитывала шаги.
Когда они входили в бор у «Голубой дачи», Сильва сказала:
— Я буду очень хорошо заниматься по вашему предмету. Вы увидите, Марина Васильевна.
— Буду рада, Лена.
— Поче… Ясно, товарищ инструктор.
Марина вдруг сказала:
— Отыщется ваш альпинист. Я видела, как настоящие люди даже из гестапо выбирались. Так вот — насчет вашей легенды…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
КОМИССАРЫ ИДУТ ВПЕРЕДИ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.
ДЕВЯТЬ ДНЕЙ
ВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА
хотники довольно сознательные люди, — убежденно говорил Восков. — И у них ружья есть. Мы завоюем отличных стрелков по белякам.
Пронзительно зазвонил телефон. Воскова вызвали в Смольный.
— Продолжайте обсуждать, — сказал наркомпрод товарищам, — через час вернусь, и мы наметим докладчиков.
Но ему пришлось вернуться уже в другой должности.
В кабинете находились председатель губисполкома, командующий Западным фронтом и еще один человек, в котором Семен узнал видного большевика — члена Реввоенсовета фронта. Беседу начал командующий.
— Обстановка ясна, товарищ Восков?
— На продовольственном фронте? — спросил осторожно, прекрасно понимая, что речь идет о другом фронте, что войска австро-венгерских оккупантов откатываются из Украины, Белоруссии и наступает черед Прибалтики.
Политика всегда оставалась его стихией, и вызвавшие его люди это знали. Но он не хотел предупреждать события.
Тогда член Реввоенсовета сказал напрямик:
— Восков, в Реввоенсовет Седьмой армии войдете?
— Если отпустит партия, — сказал он, подумав. — Я уже вжился в свое дело. У меня съезд охотников на носу.
— А если смотреть дальше собственного носа? — сказал один из собеседников. — Армию нужно цементировать. Насчет вас, не скрою, были некоторые колебания. Троцкий считает вас чересчур гуманным для работы с военными. Но нам не хватает людей.
Восков не обиделся, он только улыбнулся.
— Ну, вот видите. Я еще и гуманный к тому же. — Его что-то раззадорило. — Мне в компроде тоже не хватает людей. И именно гуманных. Так что передавайте нам тех, кто не подойдет только по этим причинам товарищу наркому.
Член Реввоенсовета миролюбиво сказал:
— У вас, мы знаем, трое малышей. Возьмите завтрашний день на устройство личных дел. Послезавтра, шестнадцатого ноября, вас будут ждать в штабе Седьмой. Приказ уже подписан.
Он вернулся к товарищам задумчивый, непохоже на себя рассеянный. Когда расходились, сказал о новом назначении. Люди были встревожены, не скрывали огорчения.
— Приказ есть приказ, — вздохнул он. — В сущности, пока республику раздирают хищники, и компрод и Реввоенсовет работают на оборону. Так что мы остаемся в одном ведомстве.
Друзья уезжали на Украину, предлагали взять с собой его детей, нянька приюта обещала там за ними присмотреть и
