массивных тысячелетних дубов и молодых саженцев.
Я бегу по холму и спускаюсь в глубокую лощину, где запах древесного дыма ударяет мне в лицо. Чем дальше я иду, тем сильнее он становится, пока не прохожу сквозь густую дымку.
Дым в замедленном времени ведет себя странно. Он цепляется за кожу и обычно отказывается убираться с дороги. Я кашляю, когда попадаю в самую гущу столпа, но это меня не замедляет.
Под моими ногами земля меняется, превращаясь из мягкой, усыпанной листьями земли в твердый вымощенный грунт, лишенный каких-либо сорняков или щебня.
А потом второй раз в жизни я вижу крошечную деревушку под названием Венасе.
На этот раз она горит.
Самобытные соломенные хижины тигов полыхают. Золотое пламя тянется к верхушкам деревьев, приостановленное во времени, как и все остальное.
Мидрианские солдаты окружили хижины — клинки обнажены, жесткие черты лица искажены выражением жестокого ликования.
Они ждали этого момента.
Дай им шанс, и все люди превратятся в диких животных.
Все люди.
Даже я.
Я останавливаюсь и оцениваю ситуацию. Bижу лица тигландеров, их гордые черты, застывшие от ужаса.
Мужчины, женщины, дети…
Все съежились перед мидрианцами на лошадях.
Солдаты вооружены факелами и тяжелыми палашами. Они окружили деревню. Некоторые спешились. Остальные грубо вытаскивают женщин из хижин.
Без сомнения, чтобы изнасиловать, а затем убить их.
Это бойня, которая ждет своего часа.
Я смотрю на свои голые руки. Змей Орака потемнел, как полночь, а моя кожа стала такой бледной, почти прозрачной. На мгновение кажется, что весы на моих руках двигаются — словно змей действительно изгибается, но, возможно, это просто усталый разум играет со мной шутки.
Дым цепляется за меня, когда я прохожу мимо мидрийского солдата и тяну его за шарф. Он застрял на полпути, его ботинки с красным передом медленно опускаются на землю, когда он поднимает свой массивный меч.
Я завязываю темную ткань вокруг лица, защищая нос и рот от густого серого дыма
Затем перерезаю ему горло.
Он еще не умер, но когда я отпущу время, он умрет. К настоящему времени мои пальцы настолько холодные, что я их почти не чувствую. Следы усталости обвиваются вокруг моего раненого плеча и вонзаются в мою левую руку. Она распространяется по руке и пальцам. Попадает в мое плечо, в грудь и в правую руку.
Я начинаю уставать.
Еще нет.
Время ускоряется, совсем немного. Движения мидрийских солдат переходят от почти замороженного к замедленному.
Мне нужно спешить.
Амали никогда бы мне не простила, если бы я не остановил это.
Это мысль движет мной, когда я приступаю к работе, покрывая свои руки кровью людей, у которых нет возможности защитить себя.
Это слишком легко.
И всегда было слишком просто.
Мой клинок поражает верно, разрывая артерии и жизненно важные органы, похищая жизнь так же легко, как я дышу, и в этом есть что-то настолько чудовищное, что у меня возникает внезапное желание сопротивляться, отступить и оценить ситуацию, прежде чем я убью всю мидрианскую эскадрилью.
Это никогда не случится.
И уже слишком поздно.
Они уже мертвы, а я жуткая рука смерти. Что-то — или кто-то — сделало меня таким, и я не знаю почему. Меня это больше не волнует. Все, что я могу сделать, это использовать эти чудовищные способности, чтобы исправить баланс.
Видите ли, мы, Достопочтенные — даже те из нас, кто покинул Орден, — все одержимы поддержанием баланса.
И эти проклятые высокомерные мидрианцы слишком долго склоняли чашу весов в свою пользу.
Пора весам отклониться в другую сторону.
Амали начала это.
Я могу только довести дело до конца.
Глава 24
Амали
Как только Кайм исчезает, Облако ускоряется.
Меня чуть не выбросило из седла, но каким-то образом мне удается зацепиться и сохранить свою жизнь, пока он мчится через лес, делая мощные шаги вверх по большому холму, ведущему к моему дому.
Едь медленно, сказал Кайм. Ха.
— Сумасшедшая лошадь, — рычу я на тиге. — У тебя когда-нибудь заканчивается энергия? Я бы посоветовала тебе притормозить, но знаю, что у тебя только один хозяин.
Упрямая лошадь. Она слушает только Кайма.
Проклятое седло. Без Кайма, который меня поддерживал, я неуклюже прыгаю вверх и вниз. Мне неуютно, все болит, и я очень устала. Огромная рубашка Кайма задирается до бедер, пока мы мчимся сквозь деревья. И я очень натерла зад.
Но мой дискомфорт улетучивается, когда улавливаю легкий намек на дым в воздухе.
Я делаю глубокий вдох и замираю.
Это не дым от древесины.
А тростниковый дым.
Желтые сладкие кусты, которыми мы покрываем крыши наших хижин, при горении источают характерный запах. В дыме есть намек на жженый сахар.
Страх поражает меня так сильно, будто меня ударили в живот.
Что, если мы опоздали?
Что, если с Каймом что-то случилось? Я знаю, что Кайм движется, как призрак, и сражается, как демон, но он устал и ранен, и, если он прав, там много солдат.
— Нет, — плачу я, пока Облако подводит меня все ближе и ближе к моему худшему кошмару.
— Ты должен остановить их, — шепчу я отчаянную молитву моему смертоносному призрачному убийце, который, несомненно, является реинкарнацией Лока. Как еще он мог забирать жизнь с такой легкостью? Как еще он мог свести меня с ума? — Я сделаю все, что угодно, если ты просто не дашь этим гребаным мидрианцам убить мой народ. — Дать это обещание нетрудно. Этот человек уже овладел мной, и я сама не могу этого объяснить.
Спаси их.
Спаси мою деревню. Мой народ.
Я начала это.
Когда воткнула свое импровизированное оружие в шею Хоргуса, я начала это.
Я больше никогда не буду такой наивной.
Облако вьезжает в глухой туман. Деревья растворяются в дымке, их стволы становятся бледными и призрачными в слабом утреннем свете. Если не считать дыма, это место выглядит точно так же, как было, когда я уезжала.
Я дома.
Облако переступает грань Круга Очищенной Земли, и внезапно мы оказываемся в деревне среди горящих хижин и тел.
Очень много тел.
Желчь поднимается у меня в горле,
