не в спешке, вон, только лавки и остались. Всё вынесли. Как могли домового забыть?!
— Померли все. Хозяин помер, а за ним и хозяйка. В лес ходили, там их и убило страшное. Детишек мелких дядья да тётки позабирали. А меня оставили, тварииии!
— Ну и нечего ныть, — фыркнула совсем уже успокоившаяся Алиса. — Мы тебя с собой возьмём. У нас дом пустой стоит, как раз домового не хватает!
— Эй-эй, погоди, — забеспокоился Валерка, — а если там уже есть? Я так-то не против, но вдруг у них там конфликт какой-то случится?
— У колдуна-то? — девушка даже подскочила от удивления. — Да ты что! Да ни один уважающий себя домовой никогда не поселится в доме колдуна. Да они и просто у одиноких хозяев редко заводятся, а уж колдун… Нет, этот Пётр точно без домового жил, это можешь даже не сомневаться. Понимаешь, домовые не любят когда много крови. У них ведь как: дом — это семья прежде всего. А какая у колдуна семья?
— Угу, — покивал Валерка. — А тогда как же мы в дом колдуна этого бедолагу приведём? Ему-то тоже не понравится.
— Ничего, перебьётся, — отмахнулась девушка. — Жизнь в доме колдуна уж всяко лучше медленного умирания! Да к тому же мы-то с тобой не колдуны. Так что притерпится. И нам, если что, поможет. Так ведь? — громко спросила Алиса, повернувшись в сторону печки.
— Чо, правда возьмёте? — недоверчиво уточнили оттуда.
— Возьмём, — подтвердил Птицын. — Если ты согласен жить в бывшем доме колдуна.
— Согласен. Хоть у колдуна, хоть на мануфактуре, хоть где ещё. — И захныкал жалостливо: Только заберите меня отсюдаааа!
— Заберём, — кивнул Валерка. — Только отдохнём ещё немного. Так что не мешай — дай немного поспать, а? Я уже и не помню, когда в последний раз нормально высыпался. Хоть пару часов ухватить. А хотя нет, подожди. Раз ты такой разговорчивый, может расскажешь, почему леший проснулся не вовремя?
— Мы существа домашние, в лес без приглашения не ходим. А леший уж почитай годиков десять не приглашает. Совсем рехнулся, старый. Должно быть, что-то особо зловредное у него завелось, с чем он справиться не смог. Когда ещё общались, он рассказывал, что тут неподалёку черви какие-то завелись мерзкие. Людишек сначала отогнали, потом начали живость всякую изводить, да и деревья не пожалели. Живность-то тоже теперь тех мест избегает, а всё одно, расползается та дрянь. У лешего уж всё гнить стало, от этого и сошёл с ума. Да и чего тут удивляться — кто при разуме останется, коли тело гниёт, да болит непрерывно, а внутри черви ползают?
Живое воображение — это иногда плохо. Валерку даже передёрнуло, когда он представил себе этот ужас. Дальше расспрашивать домового смысла не было — что это за черви такие, суседушко не знал и знать не хотел. И вообще замолк, не желая мешать будущим спасителям. Правда, сон у Птицына уже прошёл, и он, как ни старался, задремать больше не смог. Стоило прикрыть глаза, виделись черви. Тонкие, почему-то красно-чёрного цвета, немного влажные и извивающиеся, они ползли откуда-то к их с Алисой недолгому убежищу, и веяло от этой картинки такой неизбывной жутью, что спать не хотелось не только сейчас, а желательно вообще никогда. А вот Алисе ничего не мешало — девчонка уже привычно устроилась на коленях, повозилась немного, и почти сразу засопела, иногда тревожно вскидываясь и щекоча пушистыми ушами нос Валерке, отчего тот едва сдерживался чтобы не чихнуть.
Зато можно было проследить за тем, как всё ускоряясь наполняется что-то внутри, что отвечает за переход. Как ни старался, Птицын не мог определить, что это такое. Каждый раз представлялось разное, однажды даже большой стеклянный шар с маной как в игрушке Диабло. При этом Птицын откуда-то знал — всё это не то, аналогии даже близко не совпадают. Ближе всего это было похоже на мышцы — так бывает, когда сильно потянешь руку, на следующий день даже пакет с молоком поднять больно и тяжело. Остаётся только ждать, когда микро разрывы заживут, благо происходило это значительно быстрее, чем в случае с мышцами. Вот Валерка и ждал — прислушивался к себе, к лесу снаружи, к изредка вздыхавшему о чём-то печальном домовому за печкой. И в какой-то момент, задолго до рассвета, вдруг почувствовал — всё. Жизнь наладилась, и он может переходить. Будить уснувшую совсем уже крепко Алису не хотелось, так с ней на руках на ноги и поднялся. Позвал шепотом:
— Эй, суседушко? Готов я, пошли.
— Так сапог скидай! — так же шепотом, но очень возмущённо ответил домовой. — Как я, по-твоему, пойду-то? Ногами что ли? Я ж нечисть, существо подневольное. Мне положено по ритуалам действовать. Если я с тобой так пойду, то как ты отойдёшь подальше, так и я обратно здесь окажусь!
— Одни проблемы с вами, — проворчал Птицын, аккуратно усаживаясь обратно на лавку.
— Да ты! — возмутились из-за печки. — Да ты чо! Да ты знаешь, как я стараюсь! Ты знаешь, сколько там всяких ритуалов? Я так-то и без того оставил только самое необходимое. Мне хоть один символ нужен, хоть чуточку, чтобы было за что зацепиться! Так нет, тебе и этого мало! Грешно над бедной тварью так измываться!
— Ой, да не нуди уже, — проворчал Валерка, отпуская проснувшуюся от возни Алису. — Не знал я, что всё так серьёзно!
Снял сапог, поставил его на пол.
— Ну, эээ, суседушко, будь добр, пойди с нами в новый дом! — это он вспомнил, что вроде бы ещё просить надо, чтобы он переехать захотел. Неизвестно, помогло ли это домовому, или он и без того обошёлся бы, но забрался в заветный сапог суседушка очень быстро. Птицын даже не успел рассмотреть, как он выглядит. Так, промелькнуло по полу что-то серое, мохнатое, и юркнуло в сапог. Повозилось немного и замолкло.
— Ну что, пошли? — спросил он Алису. Девушка закивала старательно — ей явно тоже хотелось на ту сторону.
Глава 19,
в которой герой совершает импульсивные покупки и поступки
Валерка так и отправился в верхний мир — босой на одну ногу, с сапогом в руке. Сейчас, без колдуна за спиной, переход оказался значительно проще, чем прежде. Вот только строительного забора он опять не увидел. Снова тропинка посреди леса, только в этот раз намного более реальная. Невнятный образ деревьев на краю сознания оброс множеством деталей. Стволы исполинских вечнозелёных кедров пахли хвоей и немного сыростью, под ногами мягко пружинила лесная подстилка, ветер колыхал кроны где-то высоко вверху. Вот только звуков
