чужеродно. А еще — город казался менее ухоженным, не таким пафосным, как Лондон, и не настолько вычурным, как Кардифф. Ну точно Чикаго или Детройт в его лучшие времена. Я там ни разу не был, но почему-то казалось, он должен выглядеть именно так.
Аксель посовещался с Марокко и наконец объявил:
— Итак, планы на ближнее время: обед, экскурсия по стадиону «Айрбокс», ужин в 18.30, в 19.00 — пресс-конференция. Прогулка по городу будет завтра с десяти утра.
Возле стадиона нас уже ждали, но по-прежнему полиция работала исправно и держала живой щит. Болелы освистали наглых гостей, журналисты пытались прорваться сквозь живое оцепление, я оглядывался и чувствовал себя звездой. Вряд ли на родине даже вокруг «Спартака» такой ажиотаж. Ну точно мы, как «битлы» или еще какие рок-звезды.
Ну а сам стадион мне напомнил вокзал: с одной стороны — трехэтажное здание из красного кирпича, узкие арочные окна, блестящая металлом крыша с синими железными конструкциями, зачем-то в нее вмонтированными. С другой — тоже кирпичное здание, но квадратное, похожее на промышленный ангар какого-то завода. Два этих элемента соединяло совершенно чуждое стилю сооружение из стекла и пластика.
Сперва мы отправились на заселение в гостиницу при спорткомплексе. Номера были стандартные, простые, в стиле лофт.
Потом по расписанию был обед в банкетном зале спортбара, куда имелся отдельный вход, а дверь в основной зал закрывалась. Помещение было рассчитано человек на тридцать, и мы заняли все столики.
Официанты сразу же принесли что-то типа сырного супа, хлеб. Суп оказался рыбным, очень странным, но вкусным. Наблюдавший за нами Аксель объяснил, что мы вкушаем традиционное блюдо шотландской кухни — каллен скинк.
На второе нам принесли баранью ногу со странным гарниром — картофельным пюре, перемешанным с обжаренными луком и капустой. Это тоже оказалось национальное блюдо — румбледетамбс. Кокорину, сидевшему за соседним столиком спиной ко мне, слово понравилось, и он учился его выговаривать, толкнул Полоза в бок.
— Звучит, как заклинание. Язык сломаешь
— Угу. Румбле-детамбо.
— А теперь, — объявил Аксель, — национальное блюдо шотландской кухни номер один: хаггис.
— Подгузники! — ляпнул я и мысленно выругался.
В СССР такой торговой марки быть не могло, и динамовцы не оценили шутку, а вот Аксель сбился и побледнел. Благо что он не увидел, кто это сказал. Черт, надо всеми способами отмазаться от пресс-конференции, там журналисты будут сверкать остроумием, и я в ответ так сверкну, что все ослепнут.
Официант принес блюдо, напоминающее зельц, но очень уж пузатый. Антон подвинул хаггис к себе, разрезал, и оказалась, что текстура у него зернистая. Он осторожно поддел содержимое, отправил в рот и принялся жевать.
— Странный вкус, ливер, но жирнее. В общем, есть можно.
Я тоже попробовал — да, штука странная. Вообще шотландская кухня — это крестьянская еда, изобретенная по принципу «голь на выдумки хитра» — взяли что есть, порубили, перемешали — и вуаля!
Аксель объяснил:
— Бараньи потроха: сердце, легкие, печень, лук, сало. Все сварено в бараньем сычуге.
У меня в голове крутилось: «Полипропилен. Внутренняя прокладка из нетканых материалов. Суперабсорбент, распушенная целлюлоза, полиэтилен, полиэстер. Все это оставит кожу вашего ребенка сухой».
После обеда Аксель повел нас на экскурсию по стадиону, рассказывал он сам, по-русски, иногда коверкая слова, но смысл был ясен.
Старейший стадион, построенный аж в 1899 году. Почему такое название? Потому что так назывался парк, где он основан. Один из самых больших стадион в Шотландии, рассчитанный на 50000 человек, но были времена, когда он вмещал и 118000 во время товарищеского матча «Рейнджерс» со своим извечным конкурентом «Селтиком». Эти команды прямо как наши «Зенит» и «Спартак»! А в 1917, когда у нас назревала революция, стадион посетили король Георг Пятый и королева Мария — поблагодарить горожан за помощь в Первой мировой войне.
Про обрушение конструкций в 1902 и 1971 он ничего не сказал, ну как же, в Багдаде все спокойно и руки не рубят.
Аксель был отличным рассказчиком, мы слушали, разинув рты. Ощущение было, что он пытается нам внушить, что, играя с местной святыней, мы просто обязаны проиграть. Желания его настораживали: он очень хотел, чтобы 25 июля, которое по майанскому календарю — день вне времени, было солнечно, ведь шотландцы приготовили нам пару сюрпризов.
Что за сюрпризы такие? Готовятся вражины, трепещут, коварные планы лелеют. Слабительное подмешают в еду? Но при чем тут солнце?
А здесь у них Зал трофеев, где столько кубков и наград, что даже моя память все не уместит. Ну точно мы обязаны проиграть! Но главное — в каждом его слове сквозила любовь и невольно передавалась нам, заставляла проникаться историей легендарного клуба.
Судя по рассказу Акселя, в этой реальности в начале двухтысячных клуб не столкнулся с грандиозными финансовыми проблемами и не вылетел в четвертый дивизион. Владельцем клуба был не южноафриканец Дэйв Кинг, а некто Джим Маккол.
Экскурсия длилась больше трех часов, под конец парни, у которых оперативка поменьше, чем у меня, начали зевать, глаза у них остекленели. Аксель уловил это и быстренько свернулся.
Я на время выдохнул, потому что отпала необходимость бороться с желанием вставить свои пять копеек.
Когда все закончилось, я подошел к Марокко, отвел его в сторону и сказал:
— Максим Романович, у меня к вам огромная просьба.
Он напрягся, словно я был для него чем-то опасен, и проворчал:
— Что еще? По поводу состава — думаю.
Я качнул головой.
— Нет. Мне лучше не участвовать в пресс-конференции. Потому что у меня сегодня ядовитость повышена, и я могу наболтать лишнего.
— Что за чушь! Состав участников утвержден. Точка. Даже Денисов будет участвовать.
— Это правда очень серьезно. Я могу навредить. Пусть Кокорин вместо меня идет, ему только в радость.
Марокко прищурился:
— Если сольешься — об основном составе забудь.
Глава 24. Как на войне
Небольшой зал был полон. За длинной трибуной расположились Марокко, я, мрачный Денисов и Антон Бако, единственный цветной динамовец. Переводчиком-синхронистом был Аксель, стоявший возле Марокко. До начала пресс-конференции осталось две минуты, зал гудел, щелкали фотоаппараты, переругивались операторы, деля территорию.
«Не болтать. Не язвить. Отвечать односложно», — программировал себя я.
Надеюсь, я не буду интересен журналистам, пусть Антон и Денисов отдуваются. Хотя за Игоря я тоже переживал: он не привык лицемерить.
Мой взгляд скользил по лицам, надолго ни на ком не задерживаясь, пока в последнем восьмом ряду с краю я не обнаружил Энн, которая улыбнулась, когда поняла, что замечена, и помахала рукой. Сердце пропустило удар, как будто мне было не все равно. Или это от предчувствия того, что меня вот-вот будут вербовать?
— Здравствуйте, дамы и господа! — чуть ли не прокричал в микрофон Аксель по-английски, и воцарилась тишина.
Денисов немигающим взором уставился в зал, напрягся, как боксер перед поединком. Антон, напротив, был расслаблен, глаза его горели.
— Всем известно, что 25 июля состоится главное спортивное событие месяца. Сегодня у нас в гостях «Динамо», легендарная команда из СССР, которая проведет товарищеский матч с нашими «Рейнджерс». Присутствуют: главный тренер «Динамо» Максим Романович Костенко…
Марокко встал, кивнул — зал зааплодировал.
— Вратарь команды Александр Нерушимый.
Я поднялся и поприветствовал собравшихся, подняв руку.
— Капитан «Динамо», опорный полузащитник Игорь Денисов.
Громыхнув стулом, Игорь встал, кивнул. Зал загудел, аплодировали ему нехотя.
— И нападающий Антон Бако!
Антон белозубо улыбнулся, помахал рукой, сорвал аплодисменты и заулыбался еще шире — парню вскружило голову внимание.
— А теперь вопросы!
Вверх взметнулись десятки рук. Аксель указал на молодого араба в самом конце зала.
— Айвон Джонс, — представился он. — «Гринок Телеграф». Вопрос Игорю Денисову. Что вы такого сказали Джону Задзисаю, что спровоцировало драку.
Денисов сжал челюсти, покосился на Марокко и процедил:
— Сейчас и не вспомню. Это было сказано в порыве гнева после того, как Джон применил по отношению ко мне грубое физическое воздействие.
— Джон уверяет, что вы назвали его грязной тупой гориллой и ниггером.
Денисов закатил глаза и развел руками.
— А он вам не сказал, каким эпитетом наградил меня первым? А то я не помню — в порыве гнева такое случается.
Вопрос загнал араба в тупик, он смолк, и право слова перешло к молодой журналистке.
— Игорь, считаете ли вы себя расистом?
— В СССР нет расизма, — ответил Денисов. — Мы не делим людей на расы, только на хороших и плохих.
