в стороны. Штанину с внутренней стороны левого бедра насквозь продрал наконечник обломанной стрелы.
М-да... Неудобно лежит. Живые так не лежат.
- Да ну на фиг!
Я оттолкнул кого-то локтем, спрыгнул в яму, приземлившись одной ногой на голень лежащего человека и едва не упал от потери равновесия.
- Верти его, - скомандовал я и Жила с Жуком, кряхтя перевернули тело на спину. Стало видно немолодое, волевое лицо в обрамлении темно-русых волос и пепельного с вкраплениями белого бороды. Веки сомкнуты, сквозь приоткрытые зубы торчит кончик прикушенного языка. Я принялся ощупывать яремную вену долгожданного гостя. Надежда она такая, умирать как всегда не торопится... Но тут без вариантов. Как я ни щупал, пульсация мощной аорты в районе кадыка не пробивалась сквозь вспотевшую кожу моих пальцев. Я пошевелил его голову, взявшись с двух сторон за виски и понял, что умер мужик вовсе не от стрелы.
Готовее не бывает. Слово «готов» это как раз про него...
- Ну как там у вас?
Низкий голос Бура выдал дурно сдерживаемое волнение. То есть волнением это называется у обычных людей, у этого же парня в горле слышался звериный клекот.
- Лично у меня неплохо, только вот Тихарь, боюсь, окажется не таким разговорчивым как бы тебе хотелось.
Я оперся ногами на перекладины вбитого в землю столба с краю от горловины люка, подтянулся на руках и вылез на волю. Отряхнул руки-ноги, нашел глазами Одинца.
- Вы зачем его завалили, бестолочи? Я же сказал - живьем брать надо!
- Он уйти хотел, - начал оправдываться Голец, впрочем, без малейшего сожаления в голосе. - Развернулся уже, а тут мы... Хрома ножом ударил. Невул стрелу пустил, он на меня кинулся, я оттолкнул и вот... головой вниз.
Плавным движением кисти Одинец изобразил как "нырнул"в схрон Тихарь.
У меня образовался дефицит цензурных слов. Поначалу. Потом они начали охапками рождаться в возмущенном разуме и проситься на язык. Насилу себя сдержал, чтобы не начать крыть по-черному этих умельцев.
- Твою мать, - устало выдавил я сквозь зубы, стараясь не глядеть на братьев.
- Чего? - не понял Одинец.
- В попе черно, вот чего! Ты шею ему сломал, Тихарю этому собаками гребаному! Зачем было его толкать?
- Я ж как ты велел! - зачастил пацан, сделавшись пунцовым, даже синяк под глазом слегка покраснел. - Задержать! Схватить живым! Что мне… Чтоб он меня ножом? Вот и толкнул...
Тьфу на вас на всех! И на Одинца безрукого и на Тихаря того неуклюжего. Оказывается и самого удачливого атамана его величество злой случай стороной не обходит. В жизни все бывает. В смерти тоже.
Я махнул рукой, пожал плечами, развернувшись в сторону Бура и Завида.
- Запомните, детишки: падать вниз башкой опасно для здоровья!
Бура аж всего перекосило.
- Вы нарочно сделали это! - брызгая слюной зарычал он и вытащил свой меч. - Намеренно убили этого паскудника, чтобы он молчал. Вы! Ты!
Его налитые бешенством глаза остановились на мне, должно быть, определив главного виновника произошедшего. Он стоял в двух метрах от меня с обнаженным клинком, острие которого направил в центр моего живота.
- Уймись, брат! Это - случай. Он сам сломал себе шею, - уверенно произнес Завид, положив ладонь на плечо разгоряченному родственнику. Резким движением Бур сбросил руку Завида и встряхнул мечом, словно приглашая меня к поединку. Я тут же представил себе как тянусь к кобуре и отточенная, холодная сталь вспарывает мои горячие кишки от пупка до самого хребта. Дыхание замерло в груди, руки налились неподъемной тяжестью. Оставаясь абсолютно неподвижным, я набрал воздуха и с нажимом, медленно произнес:
- Спрячь свою железяку, Бур, не будь глупцом. Если бы я хотел убить Тихаря, то сразу бы попросил Невула продырявить ему стрелой не ногу, а сердце или глаз. Парни не виноваты, они сделали все, что смогли.
Тут, словно в подтверждение моих слов, Хром издал булькающий звук, завалился на спину и распростал безвольные руки, брякнув костяшками пальцев о рукоять своего топора. К упавшему медленно подошел Праст, возложил ладонь на его широкую грудь и через некоторое время покачал головой.
Ну вот, еще один, а мы ему даже первую помощь не оказали. Какая-то невезучая должность командира разбойничьего отряда. Мрут как мухи. Однако, этот - первый, кто скончался в столь нужный момент.
Бур сплюнул мне под ноги, со стуком вонзил меч в ножны, молча и нервно зашагал к лесу. Я посмотрел на Завида с немым вопросом: что дальше?
- Ждем до вечера и расходимся, - мрачно сказал Завид. - Тихарь - ваш.
Изъявлять какие-либо возражения я счел нецелесообразным. Уж я точно не уйду до тех пор, пока не встречусь тут с Сашкой или пока ноги не протяну от голода, а им как будет угодно.
Тело Тихаря извлекли из подземелья и вместе с Хромом оттащили поглубже в сосняк, где Одинец с Жилой, ползая на коленях, довольно профессионально принялись обшаривать безвременно усопших. Поснимали с них обувку, верхнюю одежду, пояса, ремни с ножами и прочим навесным имуществом, коего на Тихаре имелось не в пример больше, чем на потрепанном жизнью разбойнике. Под верхним просторным балахоном типа плаща на теле Тихаря обнаружилась тончайшая кольчужка из плотно и тщательно подогнанных мелких колец. Подготовился, значит, дядя к неприятностям, а случая дурацкого не учел.
Жила стал помогать Одинцу снимать с трупа кольчугу. Все это время я тихо наблюдал за сноровистыми действиями парней и чавкал куском вяленой конины, так кстати обнаруженной в дырявой котомке Хрома. Возле трупов росла горка добычи, которую еще предстояло разделить.
- Забирай, Стяр, - сказал Жила, когда средневековый аналог бронежилета у него в руках. - Вещь добрая, чужеземная, выдержит практически все, кроме стрелы в упор, копья, рогатины и секиры.
Одинец многозначительно кивнул в поддержку приятеля, часто мигая глазами. Это он при Буре с Завидом ерепенился, а теперь сдулся от гнетущего чувства вины.
- А нет ничего такого, чтобы и стрелу в упор и копье с рогатиной и секирой выдержало? - на всякий случай спросил я, вытирая пальцы о штанину.
- Поверх кольчуги броню надевают. Нагрудник и оплечья. У кого они, конечно, имеются, - пояснил Жила. - Раздобудем и их, дай срок.
Одинец снова склонился над полураздетым жмуриком и с довольным видом подбросил на ладони небольшой матерчатый мешочек туго набитый звенящей
