и, в то же время, — верю. Дина была на взводе, когда уезжала. Там всё что угодно могло случиться, могла просто назло мне это сделать. Тем более, что этот фрукт японский, писал ей каждый день, после её приезда.
Да и сейчас пишет…, наверное. Зачем он ей пишет, если у них ничего не было? Писать учится?
Она точно ждёт ребёнка, я видел её у поликлиники несколько раз. И она изменилась. В ней произошли какие-то изменения необъяснимые, почти незаметные, но они есть.
Я не смог посчитать её срок, а в поликлинике, мне ничего не сказали — не дают они такой информации посторонним.
Я посторонний для неё. Непривычно и… непонятно. И принять я этого не могу.
На каком-то подсознательном уровне, я продолжаю считать её своей женой. Она для меня родной, близкий человек. Не могу её просто так взять и выбросить из головы.
Возможно, я только сейчас, потеряв её, понял, как она мне нужна. Как мне не хватает её: улыбки её не хватает, смеха её беззаботного не хватает, тепла её не хватает.
Вечерами я вспоминаю, как она бежала ко мне, не замечая никого вокруг, возвращаясь из поездок, как бросалась на шею, осыпая моё лицо поцелуями, не обращая внимания на окружающих. Все улыбались, глядя на нас, и… завидовали. Мне завидовали.
Помню, как прижималась ко мне по утрам, когда я её обнимал, как дарила мне себя и дрожала в моих руках от наслаждения. Я помню каждый сантиметр её тела, её умопомрачительный запах помню. Никогда она себя не сдерживала, не притворялась, не играла, отдавалась всегда до конца…
Разве можно такое забыть?
И всегда была только моим «сокровищем» — никому больше не принадлежала. Никогда.
Как я мог это всё не ценить?
Иногда я думал: может и пофиг на всё, неважно чей это ребёнок. Забрать и всё. А потом сомнения опять накатывали: а смогу ли я, вот так просто принять этого ребёнка, как своего?
Это же не игрушка, — это живой человек. Это на всю жизнь, уже не откажешься.
Весь месяц она провела в городе. Так никуда и не поехала. Навещала Венера каждый день почти, ездила к его маме.
В общем, спасала всех, как могла. Кроме меня.
Мне так больше ни разу и не позвонила. И ничего больше не попросила. Я, как и обещал, сделал для её друга, всё, что мог. Даже навещать его ездил несколько раз.
Знаю, что с родителями моими каждый день почти созванивается. Отец к ней часто заезжает, помогает. Но даже ему она ничего не сказала. И маме моей словом не обмолвилась, а ведь они общаются. Хорошо общаются, всегда были в хороших отношениях. Может маму попытать?
Она-то должна знать…
— Что хорошего мне сегодня расскажешь? — перехожу, наконец, к делу и по его недовольной гримасе, понимаю, что — ничего.
— Мы нашли эту машину. Но доказать связь пока не получается. Ищем методы воздействия, а это непросто, сам понимаешь. Нужно время.
— А времени нет…
— Нет, — подтверждает. — Больше нет. Ребята невозможное сделали, столько времени тянут….
— При самом негативном раскладе, постарайся сделать так, чтобы шумихи было поменьше. Дина сейчас в Москве. Сессия у неё. Не хочу, чтобы она нервничала. Отправь кого-нибудь к ней или сам поезжай. Нельзя её одну оставлять.
— Не, я с тобой останусь. К ней можно друзей отправить. С дамой этой суровой можно поговорить, очень интересная, кстати, дама. — загадочно усмехается. — Или маму твою. А я здесь полезней буду, всё равно она меня не любит так, как ты — переходит опять на стёб. — Слушай, может Зою попытать калёным железом, может она что знает?
— Да ну её в баню, — я аж подпрыгиваю от его предложения, — не трогайте её нафиг, она как мина замедленного действия…
— Она к парню этому приходила, к Венеру. — не успокаивается он. — Уж не знаю, чего она от него хотела, но вела она себя неожиданно скромно. Не рисовалась и сделала всё возможное, чтобы её не узнали. Я её узнал, просто потому что знаю её хорошо. Пришла к нему, несмотря на то, что с Макаровым каждый день видится. И он контролирует её, не просто так деньги в неё вкладывает.
— Не надо, бедовая она. — повторяю я. — Там волной даже самых невинных задевает. Поехали к моим лучше слетаем, с мамой надо поговорить. Успеем?
— Должны…
— А потом причёску мне сделаешь, модельную… — усмехаюсь и провожу по волосам руками, — как в старые добрые времена…
— Только времена недобрые. Может проскочим ещё?
— Не проскочим, поехали…
Надо с мамой поговорить обязательно, чтобы она была рядом с ней, если больше никого не будет. Она со своей, так и не разговаривает, а папы в таких делах, помощники никудышные. Нельзя её одну оставлять сейчас.
Подъезжаем, Олли мне на встречу выскакивает — соскучилась. А я то, как по ней соскучился. Тискаю её, она визжит от радости. По телу тепло растекается, как раньше, когда домой приходил и Динара меня с ней встречала. Вот ведь, даже собаку мне не предложила забрать — родителям отдала.
Родители на улице стоят…: одетые, как будто куда-то собрались.
Мама в платье строгом, волосы в косу заплела свои тёмные, красивая такая сейчас.
Куда это они?
Отец в брюках, рубашке. Стоит, нервно перекатываясь с носочков на пятки, кулаки в карманах сжимает.
Они что ругались?
— Вы куда это собрались? — они молчат, пришлось самому спросить.
— К вам, — спокойно ответила мама, а отец недовольно поморщился. — Из-за меня это всё, — и мы с Валерой синхронно потянулись корпусом в её сторону.
— Вернее из-за меня, — у отца сел голос и он громко откашлялся.
— Валь, — остановила его мама и посмотрела на меня. — Надо было уже давно с тобой поговорить, не ждать, когда рванёт. Всё равно, рано или поздно правда вылезла бы наружу. Это я виновата. Из-за меня весь этот цирк «шапито».
— Маам…? — проблеял я голосом подростка пубертатного периода…
Глава 36
Бегу по лесу и всё ещё до конца не осознаю что произошло…
В одночасье перевернулась вся моя жизнь. Всё рухнуло. Сломалось. Стало незнакомым.
Все, кого я любил и кому верил, оказались не теми, кем казались, и кем я их знал до сегодняшнего дня.
Пульс зашкаливает. Мозг кипит от всего этого.
Чтобы снять немного напряжение и спокойно подумать, я выпустил собак, и побежал с ними по лесу. Механические, однообразные движения — успокаивают. Способ проверенный неоднократно. Всегда так делал, когда нужно было подумать и успокоиться.
Прокручиваю
