великую битву с сектантами.
Совсем уж дураком я не был и сразу сумел сопоставить несколько вещей. Уточнил:
— Эта та, что случилась пятьдесят лет назад?
— Верно, господин. Великая победа и великое поражение. Орден Небесного Меча не оправдал надежд императора, подвёл его, не сумев в той битве уберечь наследника, великого Ралера. Они не смогли спасти даже его тела, поэтому были распущены и с тех пор такого Ордена нет в империи.
— Но герб он носит, — заметил я.
— Дело в том, господин, что в Орденах воспитывают с малых лет, вкладывая в сердце и душу верность Ордену. Небесного Меча давно нет, но выжившие продолжают носить его герб и сражаться с сектантами. Говорят, но здесь я не могу ручаться, что они надеются вымолить прощение у императора.
— Получится?
— Не думаю, господин. Слишком дорого заплатила империя и император за ту битву. Сколько должно пройти лет, чтобы отец забыл о смерти сына?
Я уже хотел было спросить, что с другими его детьми, но прикусил язык. Не знать про Орден Небесного Меча — это одно, но не знать, сколько детей у императора — это совсем другое. Из какой дыры нужно вылезти, чтобы не знать такого в Пятом поясе?
— А сколько этих орденцев? Где они живут?
— Не знаю, господин. Думаю их мало, это единственный орденец в городе за всё время, что я живу здесь. Они из тех, что сражаются с сектантами, не желая жить мирной жизнью, поэтому, думаю, живут в Шестом поясе, где-нибудь в Штормовом Плоскогорье или Нефритовых Лугах.
Я прикусил язык. Отлично, Орзуф. Будем надеяться, то никто не узнает, как житель Штормового Плоскогорья выспрашивал, где на его Плоскогорье живут орденцы Небесного Меча.
В общем, из Павильона я вышел, изрядно обедневший, но много узнавший об императоре, последней великой битве, орденцах и прочем. Поэтому шёл к лечебнице погруженный в размышления, сворачивая раз за разом и не следя за дорогой, а затем за очередным поворотом буквально споткнулся взглядом о человека, что стоял впереди, лениво прислонившись к стене дома со сложенными на груди руками, и глядел точно на меня.
Стоило мне сбиться с шага, как голос в голове словно окатил меня ледяной водой.
— Не хочешь рассказать, кто был твоим учителем?
Глава 8
Я замер. Кто же это у меня в голове? Конечно же, тот, кто пялится на меня, всё так же сложив руки на груди.
Седой.
Все остальные на улице шли по своим делам. Только мы замерли, как столбы, уставившись друг на друга. Не много вариантов того, кто заговорил со мной, верно? Не на чердаки же мне заглядывать в поисках хозяина голоса?
Я пожал плечами и толкнул мысль в сторону седого:
— Я учился у многих, но никого не могу назвать своим учителем.
— Ну, малец, кто тебя так напугал, что ты скрываешь имя учителя?
Малец?
Я несколько раз моргнул, укладывая это обращение в голове. Я в маске Орзуфа, на вид мне больше тридцати, уже отросшая седая прядь свешивается с виска. Да, седой седее меня, старше, но не настолько же, чтобы называть меня мальцом. Такого себе даже Стражи не позволяли, хотя я представал перед ними в своём истинном обличии, а всем им было далеко за сто лет. Он бы ещё мылышом меня назвал и игрушку дал.
Покачав головой, я отвернулся и двинулся прочь. Мальцу пора идти в лечебницу, другой дорогой, и тренироваться. Нет у меня учителя, всё сам, всё сам.
Но седой был упрям.
— Малец, почему ты не носишь знака Ордена? Не успел пройти посвящение в служителя и до сих пор послушник? Или твоего учителя убили и ты бежал и скрываешься?
Всё это очень подозрительно. Страж говорил мне скрываться. Я Орзуф, из Штормового, уставший от схваток в клане Кунг и бежавший в более спокойные места. Откуда взялся этот седой, почему встретился на моём пути и почему считает, что я из Ордена? Ладно он сам: гербовая накидка, словно он послушник Морозной Гряды, белый халат управителя…
Я оборвал сам себя. Да какая мне разница кто он? У мальца дел полно.
Но седой не отставал, надоедливо жужжал в голове своей мыслеречью, и я сделал то, что делал во время лечения Лаи — словно отгородился от него стеной, заглушил его мыслеречь.
Сработало. Дальше я шёл, наслаждаясь тишиной в голове и привычным гамом улиц полуденного города.
Недолго.
Сначала у меня в голове зазвенело, словно на цине лопнула одна из струн, отдавшись болью в висках, а затем снова раздался голос седого:
— Удивительно. Возвышение невысокое, но при этом способен провернуть такой трюк. Ты полон сюрпризов, малец, но это не сработает против меня.
Я, хмуро морща лоб, попытался понять, почему. Разница в Возвышении? Это очевидно. Но сколько нужно звёзд разницы, чтобы ощутить стену тишины вокруг меня и сломать её?
Возвышение седого, вернее, непроглядную тьму озера его силы я помнил. Много нужно звёзд.
Вздохнув, добавил в свою речь немного вежливости и полуправды, напоминая себе, что седой может быть из тех, что ощущают ложь:
— Старший, я не очень понимаю, о чём вы. Я впервые увидел такой плащ, как у вас, только сегодня, пошёл искать слухи о таких, как вы, и у меня не было учителя, правда.
Ответом мне стал смех:
— Я мог бы спросить тебя, малец, про то, когда ты впервые увидел такой герб, как у меня, но не буду. Вместо этого я скажу тебе своё имя. Я — Аранви.
Я закатил глаза, пользуясь тем, что седой не видит моего лица. Умный и, похоже, и впрямь ощущает ложь. Что мне должно сказать твоё имя, седой? Я из Второго пояса, я, вообще, не знаю никого из остатков Ордена, который живёт на Полях Битвы Шестого. А и знал бы, что дальше? Мне нужно скрываться от Стражи, становиться сильней, и уж точно это не получится сделать среди тех, кого уже больше полусотни лет не любят в Империи. Другое дело, если бы в ваших союзниках были те же Мады, тогда…
Погодите-ка. Аранви?
Я даже невольно сбавил шаг. Я знал это имя. Удивительно, но знал. Это тот человек, что заказал редкое зелье у Пиантрия. Человек, что заказал редкое зелье, считай, у семьи Ян.
Осознав это, я растянул губы в злой усмешке, от которой шарахнулся встречный прохожий, прижимаясь к стене дома и буквально обтирая её спиной, чтобы обойти меня.
Согнав эту злую усмешку, я едко буркнул:
