по полу, гул разговоров. Разве что сейчас к этому добавилось едва слышное пение флейты где-то на другом конце зала.
Не дойдя до лестницы девушка обернулась:
— У господина есть особые желания?
Я непонимающе хлопнул глазами.
Она лишь улыбнулась и защебетала:
— Вы желаете встретиться с ценителем, с другом, играть для чистого цветка, желаете взойти на пагоду или?..
Я моргнул ещё раз.
О чём она вообще говорит? Какой ещё ценитель, какой ещё друг? Взойти это точно значит идти по лестнице. Нет уж, спасибо. У меня и так то и дело пробегала дрожь от воспоминаний и казалось, вот-вот я услышу тот самый голос.
Что, опять ты? Как посмел?!
Поэтому я покачал головой:
— Нет, не желаю. Только то, о чём я сказал. Слухи и музыка.
— Кхм, я поняла, господин, тогда прошу за мной.
И она шагнула в сторону от лестницы, рукой указывая мне путь. И нет, никто не орал, не бил по мне, а уголок за перегородками из ткани и дерева, оказался очень даже уютным: мягкий диванчик, множество подушек, низкий столик с фруктами, какое-то невысокое, толстое деревце со странной, словно серебристой листвой. Я, при всём своём знакомстве с травами нескольких Поясов и одного Круга, не мог сказать, что это за дерево.
— Господин, какой инструмент вы хотите слушать в высоком зале?
Слушать? Вообще, я хотел играть сам, но раз тут таковы правила, я выбрал:
— Цинь.
— Отличный выбор, господин, — кивнула девушка, — что может звучать лучше шёлка в высоком зале?
Я снова ощутил, как у меня болит голова. Ещё никогда я так сильно не ощущал себя собирателем камней и дерьма из забытого богами клочка пустошей в Нулевом, как сегодня и сейчас.
Взойти на пагоду, играть для чистого цветка, высокий зал, звучащий шёлк. Что, дарс меня побери, всё это значит? Ну, с цветком ещё более-менее понятно, а вот…
Словно насмехаясь надо мной, откуда-то слева, из-за перегородок раздался пьяный голос:
— Конечно же, бамбук! Нет ничего лучше бамбука в высоком зале! А лучше высокого зала может быть только берег воды!
Девушка мягко улыбнулась:
— Господин, не обращайте внимания, в нашем Павильоне все гости уважают друг друга и мы не допускаем ссор. Если вы хотите уединения, то воспользуйтесь Пологом Тишины, а сейчас я прошу вас немного подождать и насладиться вкусом фруктов.
Её жест не оставлял сомнений, о чём она говорит. Об артефакте на краю столика. Беда в том, что она ушла, а я так и не сумел его использовать. На обычное вливание в него силы он не реагировал. М-да. Ещё одно унижение бесталантному собирателю камней. Почему нельзя было использовать тот же принцип, что и с обычными артефактами и флагами формаций? Неужто…
Невольно я задумался, а сталкивался ли я хоть раз в Пятом поясе с артефактом или формацией? Использовал ли хоть раз местное изделие? Что, если они даже выполнены по-другому и я, со своим полным неумением познавать вещи, окажусь тут беспомощным?
Ну, эту проблему проверить просто. Достаточно лишь получить пару трофеев или купить что-то дешёвое в аукционном доме.
Отметив это дело на будущее, я решил не терять время зря и достал цинь. Всё же я пришёл сюда не только слушать, а жду я уже слишком долго.
Тронул струны, отмечая те, что звучали неверно, подтянул и для проверки самого себя заиграл Полёт Ворона. Свою единственную мелодию, которую выучил полностью и в которой был уверен.
Вышло отлично. Ничуть не хуже, чем раньше, в Академии. Значит, упражнения с цинем в жетоне уж точно поддерживают навык игры.
А вот со второй мелодией было всё так же плохо. И это понимал не только я.
Слева снова заорали:
— О Небо! Парень, хватит осквернять этот прекрасный вечер своей игрой! Имей совесть и мучай цинь в уединении. Я пришёл сюда не страдать, а наслаждаться! Служанка! Служанка!
Я опустил ладонь на струны, гася их вибрации. Он, конечно, прав, что я могу ему мешать, но что значит вечер? Солнце встало не больше средней палочки назад.
В мой уголок скользнула девушка с цинем в руках. Поклонилась:
— Здравствуйте, господин. Простите меня за опоздание, разрешите воспользоваться Пологом.
Не дожидаясь моего разрешения, девушка скользнула к столику и коснулась артефакта.
Звуки Павильона словно обрубило. Они исчезли в одно мгновение. Девушка же, скрывая, облегчённо вздохнула и спросила:
— Господин, пока вы отдыхаете, позвольте сыграть мне, желаете какую-то определённую мелодию?
Отдыхаю? Неужто и она не в силах выносить мою игру? Не может же это быть настолько плохо?
— М-м-м, ты слышала ту, что я играл? — о чём я спрашиваю, конечно, слышала. — Сыграй её.
— Мне она незнакома, господин, поэтому простите меня, но я могу лишь повторить по памяти.
Девушка на несколько вдохов оставила свой цинь, скользнула к ручейку, что протекал у края перегородки, ополоснула руки, вытерла их одним из полотенцев, которых я не заметил до этого, и только потом села передо мной, скрестив ноги и устроив сверху инструмент. Штаны она носила, в отличии от девушек у входа.
Что сказать? Это было окончательное унижение. Она сыграла по памяти незнакомую ей мелодию лучше, чем играл её я, потративший на разучивание несколько уроков ещё в Академии и с тех пор успевший сыграть её пару десятков раз.
Как по мне, она играла ничуть не хуже моей музыкантки, части Призрака.
Мне ничего не оставалось, как невзначай, словно лениво убрать свой цинь и похвалить девушку:
— Прекрасно. Играй ещё. А когда я могу узнать слухи?
— Старший, спрашивайте, я с радостью отвечу вам на все ваши вопросы.
Теперь она играла что-то лёгкое, быстрое, едва касаясь струн ногтями, её руки буквально летали над цинем. Но я привык слушать что-то более подходящее для битвы. Впрочем, сейчас и не битва.
— Сегодня я встретил в городе седого мужчину с небольшой аккуратной бородой. Он седой весь, полностью: волос, брови, борода. Он носил плащ поверх халата, на плаще, на чёрном фоне был серебром изображён цзянь. Мне интересно что это за символ.
Она ответила почти без промедления и не прекращая играть:
— Это герб Ордена Небесного Меча, господин.
— Никогда не слышал о нём.
Соврал я, лишь в последний момент спохватившись, что сделал это зря. Кто знает, какими талантами обладает эта девушка помимо игры на цине и хорошей памяти.
— Расскажи о нём.
— Около ста лет назад это был очень сильный Орден. Говорят, что он входил в число десяти самых могущественных фракций империи. Они были близки к императору, его генералы спланировали последнюю
