Заботился обо мне. Как мог — грубо, сухо. Бесцеремонно появлялся на пороге, будто и не было ничего. Будто он не видел моего падения и всей этой грязи. Будто не он подобрал меня на обочине босую, растоптанную и уничтоженную. Будто не он привез меня домой, в тепло и безопасность.
А он спасал меня.
Раз за разом спасал. Пока один топтал, другой протягивал руку. Вытягивал. И уходил.
Спасал на дороге, когда со мной могло случиться все, что угодно. Спасал, когда я загибалась дома от болезни. Даже увезти меня из города хотел. Спасал ведь.
— Ты спас меня, Марат, — отвечаю ему без тени улыбки.
— Ты действительно так считаешь? — чуть вскидывает брови.
— Ты мог пройти мимо. Не приехать ко мне домой, не вызвать врача. Но ты сделал все это.
Он качает головой, не соглашаясь со мной:
— Я выполнял просьбу друга. Он попросил меня отвезти тебя, а потом приехать к тебе. Это не было моей инициативой.
Примерно так я и думала.
— Разве это что-то меняет? Ты мог отказаться, — я уже гораздо спокойнее пожимаю плечами. — И еще — если бы он не попросил тебя об этом одолжении, ты бы остался в стороне?
Мар снова медлит с ответом. Мы смотрим испытующе друг на друга. Так, будто находимся на очной ставке, только кто из нас двоих преступник?
— Я мог спасти тебя от Яра, — отвечает тихо, и я вижу в его глазах червя, который изводит его.
Ест живьем изнутри, душит мерзкими щупальцами, мешая дышать и существовать.
— Винишь себя? — спрашиваю его, хотя ответ уже и так мне известен.
— Да, — отвечает он.
И у меня впервые за этот разговор с плеч падает каменная плита, которая больно давила на позвоночник. Я-то думала, что он влюблен в меня и сейчас, убедившись в отсутствии романтических чувств, я испытываю огромное облегчение:
— Не вини, — уже без боязни подхожу к столу и сажусь напротив друга Ярослава. — Ты бы не смог ничего сделать, я бы все равно летела на этот огонь, пока не спалила бы себя живьем. Видимо, это должно было случиться, чтобы мы поняли, что друг без друга нам с Яром никак. Ты в этой ситуации постороннее лицо, а мы взрослые люди, которые ошиблись. Или нет. Я больше не хочу вспоминать прошлое.
Отважившись, кладу свою рук поверх его рук, сцепленных в замок:
— Посмотри на наше с Ярославом настоящее. Мы счастливы, собираемся пожениться. Впереди целая жизнь из ошибок и прощения, падений и взлетов. Ты не сможешь всегда нам стелить соломку, Мар. Но можешь быть рядом и протянуть руку помощи, когда поймешь, что она действительно необходима.
Марат улыбается уголками губ, вытаскивает свою руку из-под моей и накрывает сверху:
— Договорились.
Я искренне улыбаюсь и даже подмигиваю ему.
— Так-так. Мне уже начинать ревновать? — Ярослав заходит в кухню и наигранно упрекает нас.
— Тебе теперь предстоит делать это всю оставшуюся жизнь, — парирует Мар, и я впервые вижу на его лице широкую улыбку.
Мы размыкаем наши руки, я встаю с места и подхожу к Яру. Он ожидаемо распахивает для меня объятия, и я ныряю в них, трусь носом о его разрисованную грудь и счастливо улыбаюсь.
— Ну что, Карасик, готова начать спасательную операцию двух заблудших душ?
— Конечно, садись, все готово.
Ярослав усаживается за стол и приступает к еде, а Марат, будто опомнившись, спрашивает:
— Кстати, а где остальные мушкетеры?
Я сажусь рядом с Яром, замираю и начинаю хохотать:
— Так вот как вы прозвали друг друга? Мушкетеры…
Гогочу не сдерживаясь, я парни прячут улыбки и обмениваются заговорщическими взглядами.
— Ваши коллеги по ансамблю, они же хор синих мальчиков-зайчиков, они же, как вы выразились, мушкетеры, оказались посильнее вас, так как уже распивали живительную воду дяди Сережи и выработали, так сказать, иммунитет. Поэтому они погрузили ваши вмиг отключившиеся тела, а сами отправились домой. Кстати, Петя уже звонил мне. Он уточнял — будет ли у Ярослава мальчишник и если все-таки будет, то попросил Ярослава обойтись без жидкостей собственного производства Сергея Палыча.
Ой не могу. Ну детский сад, ей Богу.
— Так и что, будет мальчишник-то? — жалобно спрашивает Марат.
— Да погоди ты. Дай воскреснуть для начала, — отмахивается Яр и начинает уплетать свой ужин, кидая на меня виноватый взгляд.
Эпилог
Доводилось ли вам хоть раз в жизни гулять на деревенских свадьбах?
Когда рвался баян, а пьяные гости спали мордой (простите, лицом) в салате, когда пьяные соседи, молодожены, гости, пьяные все. Чтобы потрепанная кукла из фильмов ужасов красовалась на капоте, ряженые на второй день и “Гоп-Гоп чида гоп”. Чтобы кто-то обязательно полез на стол и развалил его. Чтобы был выкуп невесты, потом ее же кража и снова выкуп. А потом выкуп жениха, быков, дружки, торта, свекрови и дяди Толи из Бобруйска. Бесконечные игры на раздевания дружка и дружки и попытки напоить всех несломленных.
Ведь именно это приходит на ум при фразе “деревенская свадьба”.
Я боялась такой свадьбы, поэтому хотела обойтись без нее.
— Ярослав, куда ты так торопишься? — в очередной раз поднимаю эту тему.
— Как ты не понимаешь? Я хочу тебя сделать своей на законных основаниях, — парень недоумевает, почему я отказываюсь от торжества.
— Я и так твоя, штамп в паспорте ничего не поменяет. Ни к чему спешка, прошла всего-навсего неделя после того, как ты сделал мне предложение. Мы можем вернуться в Москву и расписаться там по-тихому. Без торжеств и всего прочего.
Мы с Яром сидим на кухне и пытаемся спланировать свадьбу. Вернее, Туманов старается изо всех сил, а я отказываюсь и пытаюсь избежать этого праздника жизни.
— Можешь объяснить, почему ты не хочешь расписаться здесь? — у него не получается понять меня.
— Могу. Ты когда-нибудь был на деревенской свадьбе? — Яр отрицательно качает головой. — Вот. А я была. Поверь, ты не знаешь, на что нарываешься.
Тяжело вздыхаю. Стараюсь донести парню причины, по которым я не хочу расписываться тут.
— Мы спланируем все. — Яр не может отступиться. — Сделаем так, как хочешь ты.
— Почему ты не хочешь расписаться в городе? — устало прикрываю глаза.
— Москва обезличена. Здесь все по-другому. По-настоящему, что ли. И я знаю, что, если мы запланируем роспись в городе, ты будешь тянуть до последнего. А потом сольешься. Или мы просто распишемся, и все. А мне хочется запомнить этот день. Это важно для меня, понимаешь?
— Понимаю, — отвечаю тихо и киваю. — Ладно. Будь по-твоему. Но никаких кукол на капоте и прочего, понял?
— Господи, из какого это века? —
