Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
на благотворительность «с самого начала», как только у него появились деньги, но делал это хаотично и бессистемно, не заботясь о том, чтобы привлекать к этому других. «Сейчас я думаю, что это был ошибочный подход. Теперь я пытаюсь изменить отношение людей, завоевать их поддержку. Речь идет не о деньгах, а о времени и энергии». Как и многие другие, Светаков считает необходимым развивать в стране гражданское общество: «Это должно начинаться с детского сада. Очень сложно изменить людей, если не говорить об этом с раннего детства. В Америке и Великобритании детей с малых лет привлекают к участию в благотворительности».
Ирина Седых работает в этом направлении уже несколько лет: «Мы хотим помочь людям объединиться, побудить их принимать участие в жизни других людей. Это путь к развитию гражданского общества»[275]. Созданный ее мужем благотворительный фонд «ОМК-Участие» работает на основе открытого «добровольного участия» в оказании помощи детям с ограниченными возможностями. «Количество волонтеров – важный показатель успеха… С каждым годом у нас становится все больше волонтеров, и теперь их так много, что мы даже не в состоянии задействовать всех», – с гордой улыбкой сказала Седых.
Учредители благотворительной организации «Линия жизни» придерживаются другого подхода, укрепляя гражданское общество по-своему. В отличие от Седых и Светакова, которые стремятся вовлечь людей в волонтерство, они стараются приучить людей делать пожертвования – в данном случае идущие на оплату хирургических операций и другого дорогостоящего лечения для тяжелобольных детей. Будучи очень богатыми людьми, основатели фонда предпочитают тем не менее не оплачивать операции из своих карманов, а организовывать сбор средств «всем миром», видя свою главную цель в том, чтобы со временем сформировать в России «социальный институт благотворительности». По их словам, занятия благотворительностью должны стать потребностью и «повседневным делом» для всех россиян. Как бы высокопарно ни звучали подобные заявления, проект оказался успешным. Первые три года основные пожертвования делали акционеры «Альфа-Банка», но теперь они оплачивают только административные расходы: вся помощь тяжелобольным детям покрывается за счет собранных средств. Олег Сысуев, один из основателей фонда, доволен тем, как развивается его деятельность: «У нас много партнеров из числа состоятельных людей. Но, что самое замечательное, растет число и мелких доноров. Нам просто доверяют – и отправляют деньги».
Фонд «Линия жизни» позиционирует себя как инициативу, «спонсируемую людьми». Это означает, что, помимо обучения рядовых граждан тому, как стать активистами гражданского общества, у него есть еще одна, совершенно другая цель – способствовать «реабилитации частной собственности в России». «В нашей стране сложное отношение к богатым людям, – объяснил мне Олег Сысуев. – Все еще широко распространено мнение, что большие деньги – всегда ворованные». Именно поэтому «Альфа-Банк» много лет держал в тайне свою причастность к этой благотворительной организации. «Как мы считали, если станет известно, что „Линия жизни“ связана с „Альфой“, гораздо меньше людей захотят сделать пожертвования», – сказал Сысуев.
Петр Авен считает, что помимо двух вышеуказанных целей у филантропии есть еще одна: «Там, где развивается капитализм, всегда будет развиваться и частная филантропия». Со временем частные деньги превратятся в главный двигатель научных исследований и новаторских разработок, вытеснив государственные вложения. Авен вторит филантропам-капиталистам наподобие Билла Гейтса, которые подходят к своей благотворительной деятельности как к бизнесу[276]: «Медицина, культура – все это в конечном итоге будет финансироваться за счет частных средств».
Эти цели – развитие гражданского общества и реабилитация частной собственности – являются специфическими для России, как и характер российской филантропии, которая почти всецело, от крупных филантропов и благотворительных инициатив до мелких доноров и волонтерской деятельности, ориентирована на внутренние российские проблемы. Авторы отчета «Миллион на благо» за 2014 год, подготовленного агентством Coutts, с удивлением отметили, что в 2013 году лишь девять российских пожертвований на сумму свыше миллиона долларов были переданы организациям, работающим за пределами России[277]. Во многом это касается и благотворительности в области искусства. Несмотря на весь свой космополитизм, российские меценаты руководствуются патриотическим долгом. Арт-дилер Анатолий объяснил мне, что сегодняшнюю сферу коллекционирования произведений искусства в России можно уподобить таковой в США конца XIX века, когда американские коллекционеры стремились своими приобретениями стимулировать патриотический дух.
Религиозная благотворительность
Русское православное христианство зародилось в Византии, которая в свое время переняла у древних Афин традицию благотворительности как этически значимой обязанности состоятельных людей. В византийском обществе нищих и убогих считали божьими посланниками, невиновными в своих лишениях и страданиях. Бедность рассматривалась как неизбежный элемент мироустройства, а пожертвования – как способ, позволяющий богатым очистить от грехов свою душу и достичь спасения. Эта традиция обычно противопоставляется холодной практичности, рациональности и утилитаризму, которые приписывают западному сознанию и особенно протестантской модели, согласно которой богатые должны систематически поддерживать бедных, чтобы те в конце концов начали обеспечивать себя сами и перестали нуждаться в благотворительной помощи[278].
Еще в конце 1990-х годов Наталья Динелло пришла к выводу, что русские выбрали филантропию патерналистского типа, которой якобы присуще больше доброты и истинного смирения, чем утилитарным западным моделям. Эту же точку зрения в той или иной форме выражали многие мои респонденты. «Как только благотворительность приобретает рациональный характер, она перестает быть благотворительностью», – настаивал политик и бизнесмен Сергей.
Некоторые богатые русские рассматривают благотворительность как способ искупить грехи и «войти в рай». Бизнесмен-нефтяник Иван из Сургута не стеснялся это признавать: «Когда творишь добрые дела, расплачиваешься с самим Богом. Ты платишь Богу по счетам, потому что понимаешь, что живешь не так, как должно, и это тебя мучает. Я этого не отрицаю». Он нашел простое решение: «Поэтому я плачу́». Церковь извлекает из таких мук совести большую выгоду. «В 1990-е годы многие бизнесмены и чиновники использовали не совсем христианские методы, чтобы разбогатеть. Теперь многие хотят смыть свои прегрешения, помогая церкви, – сказал Олег Сысуев. – Я знаю, сколько грязных денег тогда было пожертвовано, особенно на строительство церквей». Так поступают не только христиане. Среди финансовых доноров Русской православной церкви немало атеистов, есть даже евреи и мусульмане. «Просто люди настолько примитивно представляют свой религиозный долг», – подытожил Сысуев с некоторым презрением к согражданам.
Некоторые из евреев-филантропов, с которыми я общалась, утверждали, что религия имеет для них либо второстепенное, либо вообще ничтожное значение. Несмотря на то что еврейство составляет важную часть его идентичности, мультимиллиардер Петр Авен подчеркнул, что «совсем не религиозен, ни в малейшей степени, совершенно никак». Ирине Прохоровой не понравилось высказанное мной мнение о влиянии религии на сегодняшнюю
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
