хорошо еще дядя не приперся, тот и вовсе адвокат.
Вероника кивнула.
— Меня больше беспокоит то, что он по сути прав, — не столько недовольно, сколько расстроено сказала она. — Я не понимаю что творится и меня это раздражает.
— А разве Егор тебе не рассказал? — Удивился Курт.
— И что же он мне должен был рассказать? Прибежал, тряс каким то амулетом. Сказал, что с его помощью было совершено нападение на больницу. Что Песочник сбежал и украл Ольгу. Что ты там на месте занимаешься ситуацией, — ответила Вера. — А потом позвонил Коровкин и сказал, что ты ему очень помог, но сейчас чуть ли не при смерти, и они ищут твоих родственников. Таинственности напустил.
Курт покривился. Он как-то не подумал о том, что Замок не в курсе деталей расследования и история с бригадиром для него темный лес, несмотря на скорые разъяснения в холле больницы. Хотя если подумать это было логично. Удивительно даже, что он принял полунамеки Курта тогда в фойе как должное и поехал в офис. А рассказать многочисленные детали Зинич сам Курт в последнее время систематически не успевал. Неудивительно, что она оказалась в информационном вакууме. Надо было исправляться.
Курт повинился и коротко изложил известные ему факты и предполагаемые выводы. Заодно поведал, что полиция в лице Коровкина, который оказался кремень-парень, не выдав даже Зинич ни единой буквы из поведанных ему служебных секретов, в курсе некоторых деталей.
— Никаких подробностей твоего, да и остальных личных дел он не знает, — закончил он повествование, окончательно переходя на «ты», благо обстановка как-то способствовала. — Более того и я не знаю. В твоем деле из архива нет подробностей о твоих талантах. Не думаю что это критично. Не сказать ему совсем ничего было нельзя, если мы не хотим поставить крест на работе с полицией.
— Все верно, — походя согласовала утечку Зинич. — Я потом выбью с Черных все нужные подписи, не переживай.
— Мне не дает покоя один вопрос нашего бравого детектива, на который я и сам не знаю ответа, — плавно подвел канву разговора к интересующему его Курт. — Знаешь какой?
— И какой же?
— Простой. В его формулировке — «где Алан был три года?». Конкретно на это я ответить еще могу, допустим он просто не мог тебя найти. Но вот, зачем искать? Если у него был ритуал, способный вытянуть душу из этой самой реки душ, упомянутой в тексте архива, то что его останавливало все это время? Я не думаю, что регулярные массовые убийства с тринадцатью жертвами прошли бы мимо мировых СМИ. Нет, он решился на такое лишь сейчас. Почему?
Зинич согласно кивнула.
На самом деле я не знаю, почему он раньше не пробовал. У меня есть только понимание для чего ему я. Но нет понимания того, что произошло в театре.
— И зачем ты Алану, Ника? — Задал прямой вопрос Курт, ощущая как снова соскальзывает из диалога эта тема, как уже бывало прежде. — Я хочу услышать четко, почему он так уверен, что ты можешь вернуть ему дочь? На этот раз это важно, и тебе придется ответить. Потому, что с этим ритуалом все стало слишком уж запутанно, сама видишь.
— Прости, — смутилась Вероника. — Я не пытаюсь увильнуть, просто не люблю обсуждать это. Ты должен понимать почему, раз до сих пор не зашел в кадровую службу даже за своим пропуском. Это несколько травмирующе. И никто из наших не любит, у кого сложности, вот все и морозятся. Моя сила слишком дорого мне стоила и продолжает стоить.
— Да-да. Я понял, — улыбнулся Курт, солидарность, все дела. Кто ты такая, Вероника Андреевна Зинич, носитель амулета класса Cплюс, направления реальность? Что ты можешь такого, чего не могут другие в понимании Алана?
— Знаешь, до этого ритуала, и твоего рассказа я полагала что ничего, но теперь… — Снова начала было лить воду Ника. Начала и осеклась под пристальным взглядом собеседника. — Я Пророк, Курт. Пророк «С плюс» ранга и я полностью способна контролировать свою силу.
И вот тут Курт завис. Точнее ушел в свой уютный временной провал, хоть буквально днем ранее обещал себе этого не делать в обычных разговорах.
Слишком уж тема была своеобразной. Носители называемые пророками… были не то чтобы из области сказок. Они были неким курьезом. Из века в век человечество шло рука об руку с мистическим сознанием и желанием знать грядущее. Из века в век находились люди, стремящиеся из такого желания извлечь некую выгоду, или просто чудные, сами верящие в то, что они говорят. Как правило работало это на уровне гороскопов.
Известно, что если создать достаточно абстрактный описательный текст, то каждый сможет найти и уловить в нем какие-то соответствия, применимые к своей персоне. Так называемый эффект Барнума. Что-то подобное было применимо и к описанию будущего. Если сделать достаточно общее предсказание, опираясь как на разумный в целом прогноз, так и на красочные, запутанные описания, то рано или поздно люди найдут совпадения. А уж если предсказаний больше одного — тем более.
Естественно, любой достаточно разумный человек понимал в чем причина и относился к таким предсказаниям со скепсисом. Так было веками. Было, пока не случилось Большое искажение.
Все звали его Томми. Томми или Одноглазый и он был бостонским бродягой. Пока однажды, спустившись в родной канализационный коллектор промышленной зоны города, он не обнаружил себя, подобно Курту недавно, где-то не там. Понял, что реальность вокруг не соответствует его ожиданиям. Кромешную тьму, слишком уж густую даже для подземелья, не смог разогнать ни фонарик, ни зажигалка. Зато свет смог привлечь тех, кого, несмотря на развесистые городские легенды, в обычных канализационных колодцах не сыскать.
Можно многое говорить о везении, интуиции и способах выживания в аномальных зонах. И о том, каким Томми оказался счастливчиком. Но одного у него не отнимешь точно — воли к жизни. С отгрызенной по локоть правой рукой, истекая кровью, Томми не только смог выбраться из объятий преддверия «Темная ночь», одного из самых страшных, но и не остался навеки в мрачных каньонах зоны Мория.
Когда его отыскали в московском метро, только-только ставшем закрытой локацией выхода, он уже был на последнем издыхании, но все еще полз, борясь за свою, казалось бы не нужную никому жизнь.
Обнаружившие его спасатели сначала подумали, что несчастный бостонский бомж повредился рассудком, поскольку даже накормленный и выведенный в безопасный приемный пункт Томми продолжал нести труднопереводимую околесицу, и стучать по столу странной пивной кружкой. Каковую, помня о строгом запрете трогать любые предметы вышедших из
