– Обалдеть, ты правда Н-Син?
Мы оба приятно удивлены тем, что деваха узнала имя.
– Ага… – Эварт смущенно извивается, чисто педик.
Сроду не думал, что наступит день, когда Сочный Терри воспользуется репутацией Белобрысика, чтобы подснять бабу.
– Ага! А я его менеджер! Меня зовут Терри, Сонный Терри. Н-Син Эварт, – указываю я на Белобрысика. – Мы же внесем ее в список, да, Карл?
Эварт с улыбкой кивает.
– Круто. Я Брзнди…
– Милое имя, – говорю, прикидывая, что если ее мамка не была стриптизершей, я приду в майке джамбо и юбке с чулками на восточную трибуну “Истер-роуд” и поцелую их ебаную эмблему, бля буду!
Тут нас накрывает охуенная тень, и я вижу здорового педика, порождение стероидов и долгих лет утомительного задротства в качалке. Подходит к нам, блядь, как Клинт Иствуд.
– Брзнди, какие-то проблемы?
– Нет, Густав, все хорошо, – называет она его по имени, я давлю смешок, а Брзнди снова разворачивается ко мне. – Да, сегодня вечером можно встретиться. Буду ждать тебя здесь у входа в десять?
– В десять ноль ноль, – говорю я, с пошлой ухмылкой глядя на яишню этого Густава. – Можешь пойти с нами… милый.
Густав надувает губы, как девчонка, но не бросается на нас. По-моему, он понимает, что если мы зацепимся, он получит по мудям лаптем сорок пятого размера. С учетом того, сколько стероидов жрет этот гондон, его мало куда можно отоварить, так что придется вмазать ему по яйцам. Не отвожу взгляд, пока у него в глазах не выступают слезы, и он съебывает, а я подтверждаю нашу встречу с Брэнди и ухожу следом за Карлом.
– Заправлю этой Брэнди. Стопудово. Белобрысик заявляет, глядя на меня:
– Да, Терри, ты начисто лишен способности смущаться. Клеишь всех подряд, и иногда тебе дают.
– А куда денешься, это ж самый смак в жизни.
– Лоусон, с Брэнди ты отжег! Во ты показал истинный класс “Хибз”. Индустрия развлечений, я фи-гею. Прям не терпится увидеть ее физиономию, когда она узнает, что ты бомж, мелкий торговец, который снимает порнуху со страхолюдинами.
– Хорош, ты, жопорожий пиздострадатель, со своими лузерами “Хартс”. Я уйду на пенсию быстрее, чем ты склеишь телку.
– Меня другие бабы не интересуют, – высокомерно заявляет он.
– Только не жди, что я теперь нацеплю тебе на грудь медаль, – говорю я этому гондону. Некоторые зазнавшиеся пиздюки забывают золотое правило: когда стоит хрен, совесть молчит.
7
Альберт Блэк, сидящий за соседним столиком под пальмой, став невольным свидетелем этой сцены, разделил с вышибалой ошалелую ярость. Ему пришлось стратегически натянуть панаму на глаза, когда Карл Эварт, смущаясь дебильного поведения Лоусона, начал разглядывать окружающих.
“Почему такой известный и успешный человек, как Эварт, до сих пор дружит с этим придурком?”
Торопливо расплатившись по счету, Блэк тайком пошел за Лоусоном и Эвартом до стильного бутик-отеля в паре кварталов дальше по Оушен-драйв. Когда они исчезли в вестибюле, учитель на пенсии ощутил прилив эйфории, странное ощущение цели. Он пытался убедить себя, что жалким образом выслеживает двух никчем из своей прежней школы: опасного бунтаря и развратного головореза. Но заряд возбуждения не покидал его.
“Лоусону уже не спастись, ему нечего предложить другим, кроме проблем. Но Эварт, какую роль в его развитии сыграли школа и шотландская система образования?”
Альберт Блэк решил, что выступит против Карла Эварта, призовет его к ответу за его заявления во второсортных музыкальных журналах. “Ведь молодежь читает его слова и прислушивается к ним!” В голове Блэк уже провел мысленную линию от класса в общеобразовательной школе Западного Эдинбурга, почти тридцать лет назад, к оральным ласкам, которые оказывала юная латиноамериканка его единственному внуку на Майами-Бич.
“Сегодня Эварт будет выступать в этой самой “Камее”. Отлично, значит, Альберт Блэк тоже!”
А теперь самое время пойти и помириться с семьей. Стоило подумать о грехе, которому так, между делом, предавались Билли и его шлюховатая подруга, как у него свело живот. Что ж, он может лишь молиться за них обоих.
“Возненавидь грех, но возлюби грешника”.
8
Я бы круглый год жил на такой жаре, да. Куча гондонов из Шотландии начала бы сейчас стенать, мол, ох, слишком жарко. Они скорее бы отморозили себе яишню, чем проперлись от тепла. Ну и хуй с ними. По дороге в отель я принялся рассказывать Белобрысику о том, что в Шотландии все плохо. Он только и делает, что носится между Лондоном, Сиднеем и местечками типа этого, а потому не в курсах, какие дела творятся в реальной жизни. Ясный перец, вдали от дома временами плотно накрывают мысли о родине.
– Шотландия охуевает в своей консервативности. Там у них все просто: свалите тех, кто у власти, пусть соснут хуя и оставят страну нищебродам. Чё-та меня самого запарила эта движуха.
– Серьезно?
– Абсолютно. Человек моих талантов создан для Нового Света. На хуй Шотландию.
– Ах, родина в опасности: в Уэстер-Хейлз вот-вот остановится производство гонзопорнографии. Ошеломленное правительство пока не начало принимать меры.
– Принимать меры? В Шотландии? Вот уж будет чудо.
– Хорош ругать Шотландию, Терри. Мне такие вещи не нравятся. С ней все в норме, – принимается спорить он.
Да, с Карибских островов, из бутик-отеля в Майами или из окон квартиры, выходящей на гавань Сиднея, Шотландия всегда кажется лучше.
– Ни хера с ней не в норме!
– А именно?
– Ладно, возьмем наше национальное производство, виски. Я тут написал серьезным ребятам, в “Гра-уз”, “Дьюарз”, “Беллз”, и спросил: как вы там по поводу коктейлей с виски? Будете сидеть и смотреть, как русские все заполоняют своей водкой? Я про виски с лимонадом, виски с колой, гарантированный успех у коктейльного поколения. А в ответ они свысока начинают гнать пургу про “традиции” и прочую хрень. Не, хули, а как насчет выбора? Гондоны из “Смир-нофф” не сидят и не ноют о традициях.
– И?
– Короче, – говорю ему на подходах к отелю, подмигивая швейцару, – в ближайшие двадцать лет эти гондоны, производящие виски, пойдут по пизде. Только дождаться, пока сам их рынок протянет ножки. Они считают, что дальновидность – свойство глаз. Хрен там. Глаза тебе ничем не помогут, если не включишь вот это… – Я хлопаю себя по тыкве.
Карл хотел было прилечь, потому что джетлаг удачно наложился на вчерашнюю пьянку, но я замечаю в баре диджеев из Чикаго, чуваков, с которыми он меня как-то знакомил.
– Вон твои кореша, – говорю ему. – Черные гондоны. Пошли поздороваемся.
– Терри, мне надо децел поспать. Вчера мы отожгли, и вечер будет занятой, прикинь.
