Мы ещё немного поболтали на нейтральные темы. Нас прервал главный лекарь. С неудовольствием покачал головой, прежде чем меня обследовать, обшарил взглядом все стены — оно и понятно, я тут частый гость, а в последний раз после меня остались памятные рисунки…
Удостоверившись, что всё чисто, принялся меня обследовать, отослав Грознича прочь.
— Я за дверью! Буду тебя ждать, — клыкасто улыбнулся Шепс, и мне от этой картины стало нехорошо. Он редко вот так… зубы показывал… видимо, голоден. И его приход… означал, что мной собираются завтракать!
— Елисия, на тебе лица нет, — проворчал лекарь, придерживая за подбородок, и внимательно осмотрел зрачки. — Тебе нехорошо?
— Да, это так… — помотала головой. — Умирать — для здоровья накладно, — решила отшутиться.
— Я не одобряю таких методов, — проворчал Венециан, — но восхищаюсь твоей силой воли и целеустремлённости. Даже если в тебе ничего не откроется, ты — сильная личность, и будешь ценным работником в академии.
— Спасибо, — неожиданно растрогалась признанию лекаря я. Вообще-то я не привыкла к таким приятным словам. Даже в глазах защипало.
— А вот мокроту разводить не стоит! — тотчас заледенел тон Венициана. — Возможно, ты истощена физически и морально, — продолжил меня обследовать: прослушал пульс, осмотрел ногти, язык, кожу на руках, ногах — уж, не знаю, следы чего он пытался там углядеть. Но когда слушал дыхание, коротко задержал взгляд на моем кулоне: — А это откуда? — Как бы между прочим уточнил, едва заметно на него кивнув.
— Подарок, — поправила пижаму лазарета, скрывая кулон от глаз Венециана.
Лекарь на это ничего не сказал.
— Что ж, я бы тебя оставил ещё хотя бы на день. Отлежаться, отдохнуть, сил набраться…
— А, можно, не надо? — размазано и сумбурно проскулила я. — Ректор ждёт у себя! Не хочу оставлять на потом незабываемый выговор!
Венециан даже усмехнулся:
— Да, уж, чувство юмора у тебя тоже незабываемое. Это хорошо, без него здесь не выжить! — сообщил, что могу быть свободна. Но перед уходом, как всегда, дал шоколаду, чтобы могла повысить гемоглобин.
Я в очередной покапризничала, что он горький, но, так как мои ворчания здесь никого не трогали, недовольство пришлось проглотить. Тем более, лекарь — единственный, кто меня реально спасал!
— Я Грозничу скажу, чтобы он тебя меньше беспокоил, — словно подтверждая мысли, подмигнул Венециан, оставляя меня одну.
— Спасибо, — вяло поблагодарила, уже уплетая шоколад.
А за дверью уже ждал спаситель-уничтожитель!
Глава 32Елисия
Как всегда, взялся сопроводить до административного крыла. Тем более, ему тоже было назначено! Впрочем, как и Войру, и его дикарке. Не хотелось бы встречаться вновь и так скоро, но в этом вопросе меня никто не спрашивал.
Вот и шла с упавшим сердцем, будто на убой.
Грознич — рядом.
И сначала мы шли в тягучем молчании, и каждый в своих мыслях.
Уж, не знаю, о чём думал Шепс, а я, однозначно, считала секунды, когда он меня схватит и укусит. И плевать, что последние разы пил мало и редко, но перед глазами стояли жуткие картины из фильмов ужасов в главной роли именно с монстрами-кровососами, а не лилейными милашками.
Яркие и кровожадные эпизоды: клыки, кровь фонтаном, растерзанные жертвы...
Так задумалась, что запоздало среагировал на:
— Лис, — голос Грознича прошелестел тихо, а меня словно током прошибло.
Аж глаз дёрнулся, и кровь в жилах чуть направление не сменила, удирая прочь от упыря. Было отшатнулась, да только ноги не слушались. Нужно удирать, а они будто к полу приросли. Вот и вышло — остановилась так резко, словно на невидимую стену наткнулась:
— Что? — икнула испуганно, взглядом мазнув, где мы, и есть ли пути отступления. Чёрт! Мы в коридоре… но каком-то безлюдном, хотя недавно шли, а нам нет-нет, да и кто-то попадался.
— Я тебя опять пугаю? — верно считал мой испуг Шепс, бесшумно тенью подступая.
Навис горой, склоняясь неприлично близко.
Опять картинки кошмарных фильмов мелькнули.
Хищник, играющий с жертвой. Это видела чётко и осознавала до жути остро. Каким бы милым и обаятельным не казался, Грознич — прежде всего, хищник! Его глаза завораживали, переливаясь багровым, и эти чёртовы клыки… заставляли нервно сглатывать и трепетать.
ТРЕПЕТАТЬ! Чёрт возьми, а не УДИРАТЬ!
— Прости, это инстинкт, — сдавленно шепнула, не в силах отступить, оттолкнуть или сбежать от упыря. — И, как мне кажется, это нормально, бояться тех, кто сильнее и опаснее тебя. Тем более, того, кто время от времени тебя пьёт, — это на выдохе, потому что Грознич уже был неприлично близко. Так близко, что от волнения закружилась голова.
Меня трясло, кровь то замедляла ход, то неслась с ускорением.
Бедное сердце… то едва не выпрыгивало через глотку, то ухало в пустоту, забывая биться.
А вот в животе неприятно тянуло...
— Разве я не доказал, что осторожен и не опасен? По крайней мере, для тебя, Лис? — с мягким укором прошептал Грознич, и его голос прогнал по моему телу стадо неуправляемых мурашек. Ноги подкосились, и, если бы не нежные объятия Шепса, точно бы упала. — Или ты, как и остальные, меня считаешь бездушным кровососом и только?
Даже стыдно стало за свои слова и страхи:
— Прости, — снова винюсь, против воли обвивая за его шею руками, глядя в бесконечно глубокие и такие гипнотические глаза Грознича. — Ты другой… для меня… но пугаешь, потому что я не могу тебе противиться.
— Можешь, — таинственно улыбнулся Шепс и покивал: — И ты это постоянно делаешь, просто, по незнанию, не замечаешь. Ты — единственная, кто меня останавливает… Ты, и правда, — проклятая, и твоя тайна меня заводит, как ничто другое, — признание лилось, а я заворожённой дурой слушала его, открыв рот. — Хочу тебя разгадать… Позволь… — взмолил тихо-тихо, вскрывая моё сознание и ломая желание хоть как-то сопротивляться, отказать. — Мне это нужно… Иначе сдохну… — с такой мукой, что сипло ахнула:
