только по письмам и фотографиям. Капитан первого ранга Михаил Лазарев служил на Дальнем Востоке. Его образ – такой, каким она запечатлела его в далеком детстве, теперь воплотился в Громове. Самого Андрея такие братские отношения, конечно же, не устраивали. И ей приходилось держать оборону, что было нелегко, учитывая, что они жили вместе.
Лиза настолько свыклась с тем, что в ее сердце жил Николай, что давно перестала туда, в сердце, заглядывать. А после свидания с ним очень удивилась, обнаружив там пустоту. Теперь мысли ее все чаще обращались к Андрею. Оказавшись вдали от него, она почувствовала, что становится ему ближе.
Она вспоминала их прощание на перроне Николаевского вокзала. Громов был грустен и молчалив.
– Андрей, я уезжаю ненадолго. Дождись меня, пожалуйста.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да, я тебя дождусь.
Она обняла его. Свисток паровоза. Удаляющаяся фигура Андрея, стоящего на перроне.
Глядя в ночную тьму за окном, слушая перестук колес, Лиза иногда проваливалась в дремоту. И ей привиделось, как они с Андреем вместе мчатся в санях. Она зябко кутается в светло-зеленую шаль. Он обнимает ее. Лошади, неотличимые от темноты, несутся в снежной пурге…
* * *
Спустя сутки поезд прибыл в Москву. Лиза вышла на перрон и сердце забилось чаще: Отец! Он стоял на перроне и приветственно махал ей рукой. Лиза кинулась к нему. Какое блаженство почувствовать родные объятия!
– Лизонька, девочка моя! Ну наконец-то!
Они посмотрели друг на друга.
– Как ты похорошела, повзрослела!
– А ты, папа, как ты?
– А я… постарел, да? – с виноватой улыбкой сказал Александр Васильевич.
Боже! Лиза даже и представить не могла, что настолько!
– А как матушка?
– Ждет, ждет. Дома она. Я не хотел, чтобы она находилась в этой толпе.
Мария Ипатьевна встретила Лизу лежа. Она была слаба и очень худа. При первом же взгляде на нее Лиза остро почувствовала, что матушка давно и серьезно больна. Слезы подступили к горлу.
– Господи, как же вы в Москву-то добрались?
– Да потихоньку! Так тебя увидеть хотели! – Мария Ипатьевна держала свою дочь за руку и не отпускала.
– Мы сразу же поехали, как ты нам написала, – добавил Александр Васильевич.
– Так вы уже месяц здесь?
– Да, все боялись, вдруг тебя пропустим.
Лиза не ожидала, что матушка так плоха. Мария Ипатьевна не отпускала ее от себя, смотрела, словно не могла наглядеться, гладила ее лицо, руки, плакала. А сама все чаще проваливалась в беспамятство.
На пятый день наступило ухудшение. Было понятно, что она уходит. В тоске и слезах металась Лиза по комнатам. Ее терзало жгучее сожаление об этих двух упущенных годах, которые она могла бы провести рядом с ней. В ночь на 14 апреля послали за священником. Конец был близок. Утро принесло горестную весть.
Все в жизни познается в сравнении, и сейчас Лиза понимала, что те давние ее несчастья – ничто по сравнению с потерей самого близкого человека на свете. Теперь она беспокоилась за отца.
Александр Васильевич Лазарев очень постарел за эти два года. С одной стороны, его подтачивало постоянное беспокойство за дочь, чувство вины из-за того, что он тогда не справился с ситуацией. С другой – постоянная тревога за жену выматывала его. Мария Ипатьевна так и не смогла оправиться после тяжелой болезни дочери и, особенно, после Лизиного отъезда при таких драматических обстоятельствах два года назад. Силы медленно покидали ее, и Александр Васильевич, который очень ее любил, не знал, как вернуть ей радость жизни.
Теперь чувство одиночества оглушило его. Там, где много лет рука об руку рядом с ним шла по жизни его подруга – была пустота.
* * *
На похороны приехала из Петербурга графиня Екатерина Юрьевна Комаровская, двоюродная сестра Марии Ипатьевны. К удивлению Лизы, она не упала в обморок и не начала причитать, увидев, что ее племянница жива и здорова.
– Ну здравствуй, Лизонька! – приветствовала она племянницу. – Знаю, знаю про все твои приключения. Приезжала как-то к родителям твоим погостить в деревню, так все у них и выведала.
Спустя два дня Лиза провожала тетушку обратно на вокзал. Они ехали на извозчике. По дороге Катерина Юрьевна давала последние наставления.
– Отца-то береги! Тяжко ему сейчас. Да и вообще – оставайся с ним. В Петербурге тебе сейчас делать нечего.
Лиза молчала. Тетушка выжидательно на нее посмотрела и, не дождавшись вопроса, продолжила.
– А вот говорила я тебе, не связывайся с Николаем. Видишь, и была я права. Вон какой скандал с ним случился?
Лиза слушала вполуха болтовню тетушки.
– А что за скандал? – рассеянно спросила она.
– Ну как же? Ты не знаешь? Кража! Весь Петербург об этом говорит!
Лиза насторожилась. Она решила, что это как-то связано с тем злосчастным турецким письмом.
– Ну, подумаешь? Какое-то письмо…
– Да не письмо, дорогая, – Катерина Юрьевна смотрела на нее удивленно. – Так ты, значит, не знаешь ничего?
– Нет. Откуда?
– Ну так слушай. У матушки его великой княгини Александры Иосифовны икона есть старинная венчальная, цены невероятной. Камни на ней дорогущие. Но главное, покойный император Николай ее этой иконой на брак благословлял.
– Ну и что же? – Лизе было скучно слушать про какую-то икону.
– Так вот на днях хватилась она, а с иконы-то камушки сняты. Все, как есть выковыряны! Поговаривают, что это сын ее, Никола вытворил! Вот до чего дошел! На самое святое покусился!
– Как Никола? Да не мог он такое сделать? Зачем?
– На любовницу свою все спустил. Камни-то в ломбарде были. А адъютант его тут и сознался, что сам Никола-то ему эти камни передал и деньги за них велел взять.
Лиза слушала и не понимала. Как Никола мог такое сделать? Зачем? Что у него было на уме? Ведь это просто глупо! Камни, ломбард. Вот сплетница эта графиня!
Но оказалось, что это не сплетни! На следующий день об этом говорила вся Москва. Лиза слышала эту новость даже от извозчика!
* * *
Посадив тетушку на поезд, Лиза вернулась домой и не сразу нашла отца. Александр Васильевич сидел на стуле в спальне Марии Ипатьевны и смотрел в окно невидящим взглядом. Лиза села рядом. Взяла его за руку.
– Батюшка…
– Да, доченька.
Она хотела еще что-то сказать, но не смогла – уткнувшись ему в плечо, она затряслась в рыданиях.
– Вот, моя хорошая, как вышло-то, – Лазарев обнял дочку и тихо гладил по голове. – Мы с матушкой тебя уж так ждали, так ждали. Она только надеждой и жила. Все твердила мне: я дождусь, дождусь, – он помолчал, слезы подступали к горлу. – Ну вот она
