бы за собой еще больше вопросов, но я не стал бы лгать — только не ей. — Шеннон.
Женевьева подняла ресницы. Эти темные глаза, такие красивые, погрузились прямо в мою душу, пробуждая чувства, которые, как я думал, были похоронены в Бозмане. — Кто такая Шеннон?
— Спи, куколка. Пожалуйста?
Она кивнула и закрыла глаза. Вопросы прекратились. Ее дыхание выровнялось. И когда я понял, что она отключилась надолго, я переместился на кровать, чтобы устроиться поудобнее.
Я достал свой телефон и написал Пресли сообщение, что на сегодня я закончил. Она ответила, что засечет время и сообщит Дэшу.
Женевьева, вероятно, проспит несколько часов. Она будет в порядке, если я пойду в гараж, но я не оставлял ее одну. Не сегодня. Поэтому я закрыл глаза и позволил себе заснуть.
Мне снилась женщина с темно-каштановыми волосами и великолепной улыбкой, которой она не часто пользовалась. Мне снилось, как она шептала в темноте, что я ей нужен.
Я мечтал о своей жене.
Пока этот сон не превратился в кошмар, в котором Женевьева сидела, прихрамывая, на пассажирском сиденье автомобиля, а кровь стекала по краю ее рта.
И эти выразительные глаза, которые я любил, потеряли весь свой свет.
ГЛАВА 15
ЖЕНЕВЬЕВА
Я смотрела в окно хижины, любуясь окружающим лесом. Вечнозеленые деревья возвышались над нами. Пол леса был покрыт тонким слоем снега. И хотя я не могла видеть его сквозь деревья, я представила себе озеро вдалеке, длинное, широкое и темно-синее.
Город был меньше, чем Клифтон Фордж. Уютнее. Приезд сюда был тем побегом, в котором я так нуждалась. Здесь не было мотоциклетных банд — ни бывших, ни нынешних. Здесь воспоминания об убийстве моей матери казались более далекими. Здесь, возможно, Исайя наконец-то откроется мне о том, что беспокоило его на протяжении нескольких недель.
— Напомни мне, почему ты выбрал Клифтон Фордж? Потому что Ларк Коув великолепен. — Типа, я хочу жить здесь, а не там.
— Я поехал туда, где есть работа. — Исайя опустил голову, изучая кофейный столик. Зрительный контакт за последние три недели практически отсутствовал.
— Мне нравится этот домик.
Он поднял плечо. — Да.
— Лучше, чем последний, в котором мы были вместе.
Это привлекло его внимание. Он посмотрел на меня, сидящую на противоположном конце дивана. Мое сердце взлетело бы от ухмылки. Я бы нахмурилась. Я отчаянно надеялась на любую реакцию, кроме этого чертова пустого взгляда.
Гах! Почему? Я готова была прыгнуть на диван и задушить его голыми руками, пока он не сдастся и не расскажет мне, что случилось, когда я болела.
Я вспомнила, как он приехал за мной из офиса. Я помнила сильный всплеск тревоги, исходящий от него, когда он вез меня домой. И я помню, как он укладывал меня в постель.
Моя отвратительная лихорадка держалась два дня. Когда я вышла из оцепенения, Исайя, который ухмылялся, исчез. На его месте была оболочка моего друга. Это было хуже, чем в первые дни нашего брака.
По дороге в Ларк Коув стало еще хуже.
Исайя попросил меня сесть за руль. Я с радостью согласилась, думая, что, возможно, проведя некоторое время в машине, он наконец расслабится настолько, что расскажет мне, что не так. Дорожные поездки, в которые я ездила с мамой в детстве, были наполнены безостановочными разговорами. Но это был час за часом тишина. Даже с включенным радио тишина кричала.
Его руки всю дорогу лежали на коленях, татуированные костяшки пальцев побелели, когда он обхватил свои ноги. Я совершила ошибку, взглянув на него один раз и спросив, все ли с ним в порядке.
Глаза на дорогу.
Это были единственные слова, которые он сказал мне, кроме как повернуть налево, потом направо и продолжать ехать прямо.
К тому времени, как мы достигли Ларк Коув, я почти плакала.
Где был Исайя? Мой Исайя? Я думала, мы научились полагаться друг на друга. Или это я все время опиралась на него? Неужели я не давала ему утешения? Никакой силы? Сможет ли он когда-нибудь доверить мне правду? Я могла только допытываться. В какой-то момент он должен был поверить в меня, как я в него.
Может, его вывел из себя праздник в целом? Исайя не любил День Благодарения? Он не выглядел беспокойным рядом с мамой, но может быть, что-то происходит с его братом? Может быть, эта поездка вызвала у него стресс?
Я убедила себя, что Исайя ненавидит индейку, фарш и тыквенный пирог. В конце концов, я не сделала ничего плохого, разве что подхватила сильную простуду. Его отношение ко мне вообще не имело никакого отношения, верно?
Неправильно.
Я въехала на подъездную дорожку Кейна и Пайпер за Blazer Сюзанны и даже не успела заглушить машину, как входная дверь в их дом открылась. Вышел мужчина, который, должно быть, был Кейном. Он держал на руках двух мальчиков, которые извивались, махали руками и смеялись. Кейн улыбнулся.
Исайя улыбнулся.
Настоящая, полная улыбка, такая потрясающая, что слезы залили мои глаза. Улыбка преобразила лицо Исайи. Он выглядел на годы моложе. Он был в тысячу раз красивее. Радость при виде брата прорвалась сквозь облако печали, а затем исчезла так же быстро, как и появилась.
Когда он отстегнул ремень безопасности и взглянул на меня, угрюмое настроение вернулось.
Я сделала храброе лицо, скрывая тот факт, что он только что разбил мое сердце.
Поездка была долгой, и мы прибыли в сумерках. Мы поспешили занести вещи в дом до наступления темноты, а затем прошли через шквал знакомств с Кейном, Пайпер и их близнецами. Сюзанна обняла меня крепко-крепко, так, что я чуть не упала. Это было материнское объятие.
Я еще не была готова к таким объятиям, даже от свекрови.
Поэтому я сосредоточилась на детях, играя с ними на ковре перед ужином.
Кейн был тихим, как и его брат. Время от времени он смотрел на меня со странным выражением, словно не понимая, откуда я взялась. Я поймала такой же взгляд от Пайпер.
Все знали что-то, чего не знала я. Что-то большее.
Что? Что это было? Может быть, мне все-таки стоило добавить имя Исайи в свой исследовательский блокнот. Но я так хотела, чтобы именно он рассказал мне. Я хотела, чтобы хотя бы часть наших отношений была правдивой и честной.
Но это были лишь очередные выходные, чтобы притворяться. Исайя держал меня за руку, когда они были рядом, но в его хватке не было отчаяния.
Мы съели вкусный ужин после
