Барата, приставив кинжал к его белой холеной шее, и я лично буду удерживать лезвие у его глотки столько, сколько потребуется, пока негодяй не согласится вывести свои войска из города.
Вот только у другой заносчивой твари, судьбы, оказались совершенно другие планы. Уже вечером того же дня Лиат смеялась словно обезумевшая над собственной наивностью и глупостью. Над тем, какой же всё-таки оказалась идиоткой.
Запах кожи Ариса, измененный, смешанный с ароматом его крови, окутывает, мешает думать, вызывая желание стряхнуть из мыслей это давящее желание развернуться и метнуть кинжал в Барата, стоящего за моей спиной. Продолжать смотреть в его глаза, наполненные яростью и откровенным презрением, с удивлением обнаруживая, что он не видит. Он не видит засохшую кровь, залившую мое лицо. Не видит, что истекает кровью сейчас не один. Да, а разве он должен, Лиат? Разве ты не убедилась, что была в его руках лишь способом вырваться на волю. Не более того. Но ведь он и не обещал никогда большего. А всё, что ты придумала, теперь твоя проблема. Теперь твой собственный кошмар, который будет преследовать тебя всю жизнь. Потому что ни он не простит тебе совершенной измены, ни ты ему — несостоявшейся.
Потому что вечером того же дня Эйнстрем притащил связанным одного из тяжело раненных гладиаторов Ариса, рассказавшем о мятеже, который они готовились устроить в Цитадели. Сначала его слова вызвали смех и недоумение. А ещё злость на Эйнстрема за то, что решил очернить Ариса в ее глазах и ради этого использовал гладиатора.
Но смеялась Лиат ровно до тех пор, пока ее не привели в каменоломню, где в неприметной расщелине в земле, прикрытой громадным валуном, были спрятаны мечи. Несколько мечей, кинжалы, наверняка, выкраденные или же принесенные со сражения с эльфами.
Правда, она и тогда не поверила. Она обвинила Эйнстрема в том, что он лжёт, что это именно он натаскал сюда оружие и хочет подставить Ариса. И тогда он предложил ей прочитать себя. Влезть в его мозги так, как влезают в мозги низших демонов и низших рас. Так, как поступают только с предателями, недостойными доверия. Он предложил, глядя прямо в глаза, готовый к адской боли, которая обрушится на его сознание, как только она сорвет с него защитные покровы.
И она всё же сделала это. Только не с ним, а с гладиатором. Срывала слой за слой энергетические стены, защищавшие воспоминания, жадно читая их, просматривая кадр за кадром. Чтобы ощутить, как покрывается льдом сердце, исступлённо забившееся о рёбра, когда в воспоминаниях бойца появилось лицо Ариса. Как всё медленнее и тише становится его стук, неспособный пробить ледяную бронь, окутавшую грудную клетку, когда в ушах раздается спокойный и уверенный голос ее инкуба, в деталях расписывающий план восстания рабов.
* * *
Единственный глаз Эйнстрема кровоточит и смотрит на меня, остекленев и покрываясь пленкой.
— И что? Это говорит лишь о том, что она предала меня! Говорит лишь о том, что она приняла решение, не поговорив со мной! Говорит о том, что Лиат осудила меня без права голоса, без права оправдаться! Я отказался от восстания! Мы не дотронулись до тех мечей… я верил своей принцессе, что она освободит меня сама!
— Смотри…дальше, инкуб!
* * *
Она смотрела на него широко распахнутыми бархатными глазами полными боли и отчаяния, прижимая руки к груди и у Эйнстрема разрывалось сердце когда он видел в ее глазах слезы. Он бы убил каждого, кто заставит ее плакать. Особенно проклятого инкуба. Ублюдка, которого Лиат полюбила до умопомрачения, до безумия, до одержимости.
— Последнее условие, которое поставил Барат — это жизнь Ариса.
— Вы хотели сказать раба!
— Ариса…, - повторила она срывающимся голосом и дернула головой так что черная прядь волос упала ей на лицо. И у Эйнстрема потемнело перед глазами от ее красоты.
— Раба, который поднял против вас восстание.
— Не поднял!
— Готовил! Он готовил восстание, и вы прекрасно это знаете! Он хотел вас убить. А вы…вы называете его Арисом?
— Я не слышала этого от него лично. Обвинить легче всего! Легче всего обезглавить того, на кого указали пальцами, чем выслушать приговоренного.
— Никто не дает право голоса убийцам!
— Барат просит либо его голову…либо выйти за него замуж и тогда рабы станут нашими общими, и он не убьет их. Как и не тронет мой народ.
— Ваш народ вас волнует или жизнь этого…этого предателя?
— Эйнстрем!
— Я называю вещи своими именами!
— Он не имел возможности оправдаться!
— Выйти замуж за Барата ради инкуба? Склонить голову и стать презренной женой эльфов только для того, чтобы он выжил? И не говорите мне о своем народе…Аш приведет войско, и мы справимся с эльфами. Отдайте голову гладиатора и потяните время. Так вы спасете всех. И своих людей, и себя.
* * *
На доли секунд вырываюсь из разума Эйнстрема, чтобы передохнуть, чтобы самому перевести дух и унять дрожь во всем теле ибо пропустил через себя каждую эмоцию этого демона. И…они были схожи с моими его эмоции по отношению к ней.
Смотрит на меня и трясется в конвульсиях, кровь течет даже из уголков его глаз.
— Узнай…узнай, что она ответила!
И словно втянул меня в себя, засасывая в трясину своего разума, затягивая в свое видение, в свои воспоминания, заставляя потерять связь с собственным телом.
* * *
— Я никогда не отдам ему голову Ариса… и Ариса тоже не отдам!
Подняла лицо и вздернув подбородок посмотрела на Эйнстрема.
— Мы перехитрим остроухого ублюдка!
— Как?
— Я соглашусь на эту свадьбу. Я сделаю вид, что согласна на все его условия…отдам ему рабов, заставлю его расслабиться. И подготовка к свадьбе потянет время. Отправлю гонца к отцу. Мы ударим изнутри. Мы превратим эту свадьбу в кровавое пиршество. Ты…ты будешь стоять за дверью и не позволишь этому остроухому, тошнотворному ублюдку прикоснуться ко мне. Ты нападешь на него с хрустальным кинжалом сзади, а я вырву его сердце. Мы отпустим гладиаторов и вместе с ними завалим всех эльфов. Мое войско и гладиаторы, а потом и войско отца. И мы обязательно победим!
— А если не выйдет? Их больше! Их значительно больше!
— Это всего лишь мясо! Не количеством побеждают, Эйнстрем. Иди на кухню…там работают такие же рабы, договорись. Пусть подсыплют сонный яд в еду на свадьбе. Это выведет из строя полководцев, их рядовые разбегутся как тараканы! Ты разве не знаешь из кого набирались ряды войска Барата? Сколько тюрем своего сводного брата он освободил и выпустил
