Эдуарда берегли от непосредственного участия в военных действиях, что весьма огорчало его. «Ненавижу свое положение принца и запрет воевать!» – записал он в своем дневнике в 1915 году. Тем не менее от исполнения представительских обязанностей отказаться было невозможно, и он безропотно подчинился судьбе. Принц был действительно чрезвычайно смущен, когда президент Французской республики наградил его Военным крестом, и даже не хотел носить награду, ибо не заслужил ее. Только разъяснение, что такой жест оскорбил бы французов, вынудило его не снимать орден с френча. В двадцать два года он все еще выглядел шестнадцатилетним юнцом, но его друзья позаботились о том, чтобы свести его с французской проституткой, да не с рядовой, а из разряда самых шикарных.
Маргерит Алибер (1890-1971) являла собой истинное воплощение греховного соблазна. Она вышла из среды парижского простонародья и с юных лет предпочла честному, но плохо оплачиваемому труду путь порока. После нескольких лет примитивного промысла по бульварам и гостиницам, девица попала в шикарный дом свиданий, клиентами которого были исключительно представители высшего света. Весной 1917 года она встретилась в отеле «Крийон» с принцем Уэльским. После этого Эдуард не уставал твердить, что ему открылось величайшее удовольствие в жизни. Это событие пробудило у него также вкус к светской жизни Лондона. Он, ранее ненавидевший танцы, до утра резвился на вечеринках, занимался спортом с друзьями и заводил романы с замужними дамами. Маргерит произвела на него такое впечатление, что Эдуард начал переписываться с ней, весьма искренне изливая свои чувства. Роман, чрезвычайно бурный, продлился где-то с год, и принц положил ему конец, когда понял, что Маргерит – не единственная женщина, способная дарить ему подобные удовольствия. Но опрометчивые послания к ней обошлись королевскому дому, не в первый и не в последний раз, довольно дорого в прямом смысле этого слова.
В 1922 году Маргерит поймала в свои сети богатого египтянина Али Фахми-бея и настолько покорила его, что в 1923 году он женился на ней, отчего пресса поспешила именовать ее теперь принцессой. В июле супружеская чета прибыла в Лондон поразвлечься и остановилась в отеле «Савой». 9 июля после возвращения из театра и позднего ужина супруги поднялись в номер, где произошла размолвка, настолько бурная, что Маргерит несколькими выстрелами из браунинга отправила супруга на тот свет
Можно себе представить, каким шумом сопровождался процесс над убийцей и как ломилась в зал заседаний жадная до клубнички публика. Маргерит защищал один из лучших британских адвокатов того времени, главной задачей которого было не столько оправдание прекрасной дамы, сколько обеспечение того, чтобы на процессе ни единым словом не был упомянут принц Уэльский. Таким образом постыдное прошлое куртизанки было обойдено полным молчанием. Маргерит выставили в образе беззащитной европейской жены, попавшей в лапы «монстра восточного распутства, чьи сексуальные склонности несли на себе печать аморального садизма». Бедняжка была полностью оправдана и отправилась в Париж, где до конца своих дней проживала в квартире с видом на отель «Ритц»61. Престарелая куртизанка как зеницу ока и охранную грамоту хранила письма принца Уэльского. Лишь после ее смерти они были обнаружены и уничтожены.
Тем временем войне не видно было конца, и, как ни старались члены королевской семьи внести свой вклад в поднятие духа отчаявшихся воинов в окопах и смягчение трудностей в жизни рядовых британцев, для короны возникали все новые угрозы. Король настаивал на поддержании во дворце организации питания строго по карточному режиму и ввел запрет на употребление алкогольных напитков, обязательный для всех, кроме, разумеется, самого монарха, весьма приверженного этому зелью. По всей Европе рушились империи, шатались королевские троны, и неумолимый ход истории диктовал венценосцам новые требования, которым волей-неволей приходилось соответствовать. По велению этого тяжкого времени Георг V был вынужден принять решение, которое выказывало бы его большую приверженность сохранению короны, нежели преданности родственным узам.
ЖИЗНЬ КУЗЕНОВ ИЛИ КОРОНА?
Известно, что весной 1917 года император всея Руси Николай II был вынужден отречься от престола. Напоминаем, что он приходился Георгу V двоюродным братом по матери (что подчеркивалось просто феноменальным внешним сходством), а императрица Александра Федоровна являлась двоюродной сестрой короля по отцу. Естественно, тут же начались переговоры о том, чтобы предоставить семье Романовых убежище в Великобритании, причем правительство было согласно принять высокородных изгнанников. Но Георг V весьма негуманно воспротивился этой инициативе и приказал своему секретарю лорду Стэнфордхему написать в министерство иностранных дел послание, что «общество чрезвычайно вознегодует по отношению к ним [Романовым] и они, несомненно, скомпрометируют положение короля и королевы».
Другими словами, он опасался, что предоставление политического убежища семье изгнанников выставит его в лице защитника низложенного царя, распалит республиканские настроения и усилит левые антимонархические призывы к обострению классовой борьбы. К тому же приезд неудобных родственников поставит под сомнение его патриотизм и создаст угрозу самому институту монархии в Великобритании как таковому. В убежище Романовым было отказано.
Вся эта история выплыла на чистую воду пятьдесят лет спустя после открытия архивов, когда прах Георга V давно покоился в Вестминстерском аббатстве и для его репутации это было уже не столь важно. В описываемое же время после трагического расстрела семьи низложенного царя он ловко спрятал концы в воду, свалив вину в гибели родственников на правительство, и впоследствии всячески поносил премьер-министра Ллойд-Джорджа именно за этот «бесчестный поступок». Впрочем, король, надо отдать ему должное, несмотря на свою толстокожесть, в тот момент чутко уловил меняющийся дух времени: тяготы войны как на фронте, так и в тылу сильно обострили антимонархические настроения и усилили недовольство населения. Столь всемирно известный писатель, как Герберт Уэллс, нелицеприятно высказался в адрес «чуждого и не вдохновляющего двора», призвав британцев освободиться от «древних атрибутов в виде трона и скипетра» и поддержать тех, кто заменит монархию республикой.
Наряду с этим достигли пика также антигерманские настроения, и в правительство потоком шли письма с вопросом, как оно намеревается выиграть войну, если король является немцем – фамилия династии Саксен-Кобург-Готская действовала на людей подобно красной тряпке, распалявшей свирепость быка. Помимо этой другие, немецкие же, фамилии носили некоторые ответвления этой расползшейся по династическому древу семьи. Нелишне просветить читателя, откуда они взялись в Великобритании уже в ХIХ веке, тем более что их представители сыграли важную роль в истории этой страны и королевской династии.
ГЕССЕНСКАЯ РОДНЯ
Как Россию62, так и Великобританию связывали тесные родственные узы с великим герцогством Гессен-Дармштадтским. Правда, выбор будущей жены цесаревичем Александром оказался для его отца, императора Николая I, несколько неожиданным: дочери великого герцога Людвига II было всего четырнадцать лет, так что по малолетству ее даже не включили в список потенциальных невест. Кроме того, ни для кого не было секретом, что она и ее брат Александр чисто номинально считались детьми герцога, ибо их истинным отцом был шталмейстер двора, швейцарский красавец барон де Гранси. Но Александр сумел настоять на своем выборе, и Марию за год до свадьбы отправили в Россию привыкать к своей новой родине. Дабы она легче переносила разлуку, вместе с ней уехал ее брат Александр. Его тут же определили на военную службу, и он быстро дорос до генерал-майора, причем участвовавшие вместе с ним в кавказских войсках офицеры отмечали его храбрость и скромность в поведении, несмотря на высокое родство.
